АВТОРЫ: Жидикин А. А.
АННОТАЦИЯ
В статье приводятся результаты сравнительно-правового исследования правового статуса государственных языков в зарубежных странах (США, Канаде, Франции, Швейцарии, Финляндии и др.). На основе анализа нормативных правовых актов зарубежных стран делается вывод о том, что правовой статус государственных (официальных) языков зависит от государственного устройства, национального состава населения, традиций, правовой культуры этих государств, а также от языковой политики, которую проводит то или иное государство. Оценивая опыт целого ряда государств в языковой политике и языковом строительстве, автор отмечает общее для этих государств стремление укрепить статус своих государственных языков, повысить его значимость и престиж, на что указывает конституционно-правовое положение этих языков, а также приводит обобщенные модели законодательного закрепления языка в качестве государственного: однокомпонентные — с одним государственным языком (Франция, Дания), двухкомпонентные (Канада, Кипр), многокомпонентные (Швейцария).
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Статус языка; государственный язык; официальный язык; государственная языковая политика; модели законодательного закрепления статуса языка; билингвизм; моноязычие; лингвокультурное многообразие; языковая ассимиляция; иноязычные меньшинства.
Государственный язык — один из основных признаков государства, поскольку неразрывно связан с ним и является уникальной формой его функционирования. В каждом государстве исторически складывалась своя специфическая обстановка, определявшая установление того или иного языка в качестве государственного или официального. При этом для многих современных государств характерно то, что они стали отходить от политики языковой ассимиляции и признавать культурное многообразие и языковые права национальных меньшинств. В конституциях этих государств для обозначения государственного языка, как правило, используются термины «национальный» или «официальный» язык. Каждая страна, законодательно устанавливающая закономерности языковой жизни, обычно учитывает языковую ситуацию в стране и основные принципы национальной политики, в значительной мере определяющие языковую политику страны.
Изучение конституций, законов о языках и других нормативных правовых актов зарубежных стран показывает, что количество и положение государственных и официальных языков, их правовой статус, взаимоотношения с другими языками зависят от многих факторов: государственного устройства, национального состава населения, традиций, правовой культуры этих государств, а также от языковой политики, которую проводит то или иное государство.
В настоящее время известны страны с одним, двумя и более государственными или официальными языками. Например, во Франции статус государственного языка имеет лишь французский язык, в Дании — датский и фарерский языки, в Ирландии — ирландский и английский, в Бельгии — французский, немецкий и голландский, в Швейцарии — немецкий, французский, итальянский. Государственные языки обязательно изучаются в школе, на них ведется работа в органах государственной власти, публикуются все официальные документы, выходят газеты, журналы, издаются книги.
В каждом государстве исторически складывалась своя специфическая обстановка, определявшая установление того или иного языка в качестве государственного или официального. Например, ирландский язык испытал на себе многолетнее влияние английского языка. Долгое время на территории Ирландии действовал английский уголовный закон, запрещавший использование ирландского языка. После получения Ирландией независимости ирландский язык стал государственным. Статья 8 Конституции Ирландской Республики 1937 г. гласит: «1. Ирландский язык является государственным и первым официальным языком. 2. Английский язык признан вторым официальным языком. 3. Законом, однако, может быть установлено использование одного из названных языков только для одной или нескольких официальных целей как для всего государства, так и для отдельной его части»[1].
Не случайно Конституция Ирландии в отдельных случаях уравнивает статус обоих языков. Дело в том, что основным языком общения в государстве по-прежнему остается английский язык, хотя на ирландском языке в достаточно большом количестве издаются литературные произведения и газеты, ведутся радио- и телепередачи.
Согласно ст. 3 Конституции Мальтийской Республики 1964 г. государственным языком Мальты является мальтийский язык. Вместе с тем в этой же статье содержатся положения о том, что «мальтийский и английский языки и другой язык, который может быть предписан Парламентом, ... должны быть официальными языками Мальты, и Администрация для всех официальных целей может использовать любой из этих языков при условии, что любое лицо может обращаться к Администрации на любом из официальных языков, и ответ Администрации на это обращение должен быть дан на том же языке»[2]. Как видим, решение вопроса о том, какие языки могут использоваться в качестве официальных, на Мальте возложено на парламент, в отличие от государственного, который установлен конституционно.
В Республике Кипр наличие двух общин — греческой и турецкой — потребовало специального урегулирования на конституционном уровне вопроса об использовании языков в деятельности органов государства. Статья 3 Конституции Республики Кипр 1960 г. определяет, что «официальными языками Республики являются греческий и турецкий»[3]. Согласно п. 2 указанной статьи «законодательные, исполнительные и административные акты и документы составляются на обоих официальных языках, а если положения Конституции определенно требуют их опубликования, то они публикуются в официальной газете Республики на обоих официальных языках». При этом устанавливается требование опубликования на обоих языках в одном выпуске. Любое противоречие между греческим и турецким текстами в законодательном, исполнительном или административном акте или документе, опубликованном в официальной газете Республики, разрешается компетентным судом. Официальные документы, адресованные конкретному лицу, составляются на том языке, которым владеет адресат (греческим или турецким).
На Кипре урегулирован вопрос использования языков в судопроизводстве. Если обе стороны, участвующие в процессе, являются греками, то судопроизводство ведется на греческом языке, на нем же составляются судебные решения. Если обе участвующие стороны являются турками, то судопроизводство ведется соответственно на турецком языке, он же является языком, на котором составляются решения. Если же участвующие стороны представлены и греками, и турками, то применяются оба языка. Все граждане имеют право обращаться к любой власти Республики Кипр на любом из двух официальных языков.
В Финляндии очень демократично строится государственная языковая политика по отношению к правам человека на пользование двумя государственными языками — финским и шведским. В параграфе 17 Конституции Республики Финляндии 1999 г. говорится о том, что «право каждого пользоваться по своим делам в суде и других государственных органах собственным языком — финским или шведским, а равно получать перевод на этот язык регулируется законом. Власть должна удовлетворять культурные и общественные потребности финско- и шведскоговорящего населения на основе одинаковых принципов...»[4].
В конституциях большинства стран Латинской Америки также фигурирует термин «официальный» язык», под которым подразумевается государственный язык. В статье 10 Конституции Колумбии 1991 г., ст. 1 Конституции Эквадора 1998 г., ст. 143 Конституции Гватемалы 1985 г., ст. 6 Конституции Гондураса 1982 г., ст. 9 Конституции Венесуэлы 2000 г. установлено, что официальным языком в этих странах является испанский язык (или его кастильский диалект).
Следует отметить, что перечисленные страны — это государства с аборигенным населением, но доля коренных народов в них различна: в Боливии и Гватемале коренные народы составляют около 70 % общей численности населения, в Перу и Эквадоре — около 40 %, в большинстве остальных стран — от 5 до 20 %, в Бразилии — менее 1 %[5]. Коренное население этих стран (индейцы) составляет наименее обеспеченную часть населения. В политике они также представлены в меньшей мере, чем «белая» часть населения этих стран. Долгое время «белая» политическая элита не рассматривала индейцев в качестве субъектов права и политики. В 90-е годы XX в. под влиянием движений индейцев и международного права нормы о правах коренных народов появились в конституциях целого ряда стран Латинской Америки: в 1991 г. — в Колумбии, в 1992 г. — в Парагвае и Мексике, в 1993 — в Перу, в 1994 — в Боливии и Аргентине, в 1996 и 1998 гг. — в Эквадоре, в 1999 — в Венесуэле.
Новые конституционные нормы устанавливают, помимо признания множественности культур в этих государствах, а также существования индейских народов как сообществ, обладающих культурным и лингвистическим своеобразием и специфическими правами, целый ряд важных положений, касающихся коренных народов как полноправных субъектов публичного права. Так, Парагвай, согласно ст. 140 Конституции 1992 г., является поликультурным и двуязычным государством. Официальными языками в нем являются кастильский и гуарани. В Перу статус официальных языков приобрели кечуа, аймара и другие аборигенные языки в тех зонах, где они преобладают. В Конституциях Колумбии, Эквадора и Венесуэлы языки и диалекты этнических групп признаются официальными на их территории. В Конституциях Гватемалы, Парагвая и Венесуэлы индейские языки объявлены культурным достоянием нации, а в Конституции Венесуэлы — еще и культурным достоянием человечества.
Статус официальных языков закреплен за языками многих аборигенных народов в Конституциях Намибии, Лесото и других африканских стран. При этом часто такими языками называется не один, а два и более. В Конституции ЮАР 1996 г., например, в качестве официальных перечислено 11 языков. Как отмечается в юридической литературе, замена в конституциях государств термина «государственный язык» на термин «официальный» происходит в случаях, когда «использование первого наименования считается нецелесообразным»[6].
Некоторые государства в своем национальном законодательстве закрепляют положение о необходимости сохранять и развивать культурное многообразие. Так ст. 18 Союзной Конституции Швейцарской Конфедерации 1999 г. гарантирует свободу употребления языков. Согласно статистическим данным население этой страны в официальных сферах пользуется тремя государственными языками: 2/3 населения — немецким, 1/5 — французским, 1/8 — итальянским. Кроме того, около 1 % населения владеет национальным ретороманским языком[7].
В соответствии с международными актами по правам человека в конституциях многих стран содержатся нормы о предоставлении гарантий языковых прав национальным меньшинствам. Например, в ст. 8 Конституции Австрийской Республики 1920 г. записано: «Немецкий язык является государственным языком Республики, что не должно ущемлять права языковых меньшинств, предоставленных им федеральным законодательством»[8].
Согласно ст. 27 Конституции Польши 1997 г. «в Республике Польша официальным языком является польский язык». В этой же статье особо оговаривается, что данным предписанием «не нарушаются права национальных меньшинств, вытекающие из ратифицированных международных договоров»[9].
По Конституции Словении 1991 г. (ст. 11) «Официальный язык Словении — словенский», и далее устанавливается, что «на территориях общин, где проживает итальянское или венгерское национальное сообщество, официальным языком также является соответственно итальянский или венгерский»[10].
По Конституции Федеративной Республики Бразилия 1988 г. (ст. 231) «за индейцами признаются социальная организация, обычаи, языки, верования и традиции...»[11].
На демократической основе решается вопрос о языковых правах национальных меньшинств в законодательстве Венгерской Республики. В Конституции этой страны 1949 г. сказано: «1. Живущие в Венгерской Республике национальные и этнические меньшинства есть участники народной власти, они представляют собой государствообразующие факторы. 2. Венгерская Республика защищает национальные и этнические меньшинства. Она обеспечивает их коллективное участие в общественной жизни, сохранение и развитие их культуры, использование их родного языка, преподавание на родном языке, право использования названий на своем языке»[12].
В статье 4 Конституции Китайской Народной Республики 1988 г. также закреплены языковые права национальных меньшинств: «Все национальности в Китайской Народной Республике равноправны. Государство гарантирует законные права и интересы всех национальных меньшинств, охраняет и развивает отношения равенства, сплоченности и взаимопомощи всех национальностей… Государство, учитывая особенности и нужды национальных меньшинств, помогает районам национальных меньшинств в ускорении темпов экономического и культурного развития. В районах компактного проживания национальных меньшинств осуществляется национальная автономия, создаются органы самоуправления... Каждая национальность пользуется свободой использования и развития своего языка и письменности, свободой сохранения или изменения своих нравов и обычаев»[13].
В зависимости от политической обстановки в каждой стране официальные (государственные) языки используются в разных объемах. Так, в Королевстве Нидерланды официальным языком страны на всей ее территории является нидерландский язык. В европейской же части страны, в провинции Фризландия, вторым официальным языком наряду с нидерландским признан фризский язык, который не занимает те же позиции, что и нидерландский. Он может в соответствии с Законом об использовании фризского языка по юридическим вопросам 1956 г. использоваться в провинции Фризландия в суде, в контактах с административными властями и при совершении нотариальных сделок. За пределами Фризландии использование фризского языка в официальных сферах ограничено. Одним из условий получения гражданства Королевства Нидерланды, в соответствии с Законом этой страны о гражданстве, с 1 января 1985 г. является достаточное владение нидерландским языком[14].
Следует отметить, что уровень функционального развития национальных языков различен и не всегда отвечает потребностям общества в государственном или официальном языке. В силу этого в ряде стран, освободившихся от колониальной зависимости, в качестве официального языка выступает не местный язык, а более развитый язык бывшей метрополии. Например, в Конго и Нигерии официальным языком является французский.
Некоторые государства не определяют в конституции или отдельном законодательном акте официальный (государственный) язык, хотя фактически этим языком, как правило, является язык титульной нации или доминирующего этноса. Так, согласно ст. 30 Конституции Бельгии 1994 г. «употребление принятых в Бельгии языков носит необязательный характер; оно может регулироваться лишь законом и только в отношении актов органов государственной власти или судопроизводства»[15]. Не определен нормативными правовыми актами государственный язык в Австралии, Бразилии, Китае, Ливии, Новой Зеландии, Японии.
Таким образом, можно выделить несколько моделей законодательного закрепления языка в качестве государственного (рис. 1).
Рисунок 1 – Модели законодательного закрепления языка в качестве государственного
Рассмотрим более подробно опыт языкового строительства в Индии, Китае, США, Канаде и Франции — государствах, отличающихся друг от друга этническим составом населения и подходами к решению вопросов функционирования и использования государственного языка.
Международный опыт языковой политики многонациональных стран с высоким уровнем включенности в глобализационные процессы представляет интерес для многих стран. Опыт реализации языковой политики в Индии и Китае свидетельствует о необходимости контроля языковой сферы общественных отношений и ее регулировании конституционно-правовыми нормами. При наличии доминирующего национального языка, пользующегося большей поддержкой государства, нежели иные языки, возникают точки напряженности, требующие повышенного внимания государства и реальных мер, направленных на защиту и регулирование национально-языковых отношений.
Уникальный пример работающего культурного билингвизма дает Канада, где благодаря сбалансированной политике двуязычия, проводимой правительством, удалось сгладить остроту сепаратистских настроений и избежать раскола страны. Не меньшего внимания заслуживает и американский опыт целенаправленного решения проблем языкового регулирования на протяжении столетий. Языковая политика Франции в значительной мере отличается от той, которую проводят США и Канада, что объясняется, прежде всего, тем положением французского языка, которое он занимал в различные периоды истории страны.
Кроме того, необходимо отметить, что на сегодняшний день в мире существует несколько моделей языкового регулирования и закрепления языка (языков) в качестве государственного (официального). При этом следует отметить, что, исходя из уровня политического и социально-экономического развития страны, формы взаимоотношений и в этих вопросах приобретают демократический характер.
В этом контексте уместно рассмотреть конституционно-правовое положение языка в Индии, которая по форме территориального устройства является федерацией. Данная страна состоит из 28 штатов, 6 союзных территорий и Национального столичного округа Дели. В 1956 году индийские штаты были реорганизованы по языковому признаку[16]. И это неудивительно, поскольку Индия долгое время была Британской колонией, получившей независимость только в XX в. Главным языком государственного аппарата и общения граждан с государством являлся английский язык, который и на сегодняшний день сохраняет обширную сферу использования.
Индия является родиной двух крупных языковых семей — индо-арийской (74 % населения) и дравидийской (24 % населения). Хинди — самый распространенный в Индии язык. При этом Индия по численности населения является второй страной в мире: по данным переписи населения 2001 г. там проживало 1,3 млрд человек[17], поэтому языковые отношения и статус языков являются важными элементами внутренней политики, так как эти отношения затрагивают различные языковые группы, численность граждан которых насчитывает несколько миллионов человек.
Рассмотрим, как регулируется статус языков в Конституции Индии, которая была принята 26 января 1950 г. Статусу языков посвящена XVII часть Конституции Индии. Частью 1 ст. 343 закрепляется статус официального языка — хинди в написании деванагари и для официальных целей применяется международная форма обозначения индийских цифр[18]. Также вторая глава данной части посвящена местным языкам, статус которых могут устанавливать сами штаты.
Первоначально главенствующее положение английского языка в Индии было рассчитано на первые 15 лет после обретения страной независимости с постепенным введением языка хинди в качестве государственного. В 1950 году язык хинди был объявлен государственным языком, вследствие чего по стране прокатилась волна беспорядков против введения хинди как государственного языка страны. Беспорядки были достаточно сильными и нарушили сложившееся равновесие сил в стране. Больше всего недовольных было в среде образованных средних классов в разных штатах и районах Индии, созданных по языковому признаку[19].
Одной из основных причин волнений послужило то, что значительная часть населения не является носителем языка хинди. Индийский исследователь Абхай Морье пишет: «Население штатов, не говорящих на хинди, считало, что в результате введения этого языка они окажутся в невыгодном экономическом и политическом положении. Они справедливо отмечали, что с введением хинди в качестве официального языка население штатов не сможет сравниться с носителями хинди, особенно в области науки, образования и межсоюзного общения. Их опасения не были такими уж беспочвенными, ибо конкурентоспособность специалистов из южных и других, не говорящих на хинди штатов, обязательно пострадала бы по сравнению со специалистами — носителями языка хинди, и особенно на бирже труда»[20]. Именно из соображений языкового равновесия и в связи с языковой напряженностью Конституция Индии была дополнена положением о том, что официальными языками, помимо хинди, становится еще ряд национальных языков, имеющих большое количество носителей, что, по мнению законодателей, призвано стабилизировать обстановку в сфере языкового многообразия.
В крупных полиэтнических и полиязычных государствах языковой вопрос всегда является актуальным, что обуславливает необходимость контроля данной сферы общественных отношений и ее регулирования конституционно-правовыми нормами. При этом императивные методы не всегда приводят к нужному эффекту и, соответственно, требуется регулирование языковой сферы с использованием конституционно-правовых институтов, которыми в Индии являются комиссии по вопросам официального языка. В целях развития и защиты официального языка ст. 344 Конституции Индии устанавливается специализированный орган — Комиссия по вопросам официального языка. В части 2 данной статьи говорится об обязанностях комиссии применять язык хинди для официальных целей; ограничивать применение английского языка для всех или для какой-либо из официальных целей; развивать язык, который должен применяться для всех или для какой-либо из целей, упомянутых в ст. 348; устанавливать форму обозначения цифр, которая должна применяться для какой-либо одной или для нескольких целей; решать любые другие вопросы, переданные Президентом комиссии, касающиеся официального языка Союза и языка, на котором осуществляется связь между Союзом и Штатами или между Штатами, и употребления этих языков[21]. Анализ норм Конституции Индии показывает, что деятельность комиссии направлена на защиту и регулирование отношений, по большей части связанных с языком хинди. При этом нормативному регулированию использования других языков уделяется меньше внимания, что в дальнейшем может привести к напряженности.
Конституция Индии является объемной, и вопросам языка в ней уделяется большое внимание. В частности, основным документом Индии предусмотрены отдельные статьи, посвященные языку подачи жалоб о нарушении прав и законных интересов, возможности обучения родному языку в начальной школе и др.
Помимо Индии с ее конституционно-правовой моделью регулирования языковых отношений, также интересен опыт конституционно-правового регулирования статусов языков в Китайской Народной Республике (КНР). Здесь отсутствует специальный закон, регулирующий правовой статус языка, а отдельные положения о языке и письменности изложены в Конституции КНР, Законе КНР о районной национальной автономии и соответствующих законах КНР, законодательно регламентирующих статус, употребление языка и письменности, языковые права и обязанности[22]. Регулирование статуса языков в Китае происходит строго в конституционно-правовом измерении. В статье 4 Конституции Китая провозглашается, что «каждая национальность пользуется свободой использования и развития своего языка и письменности, свободой сохранения или изменения своих нравов и обычаев»[23]. Таким образом, законодатель в данной норме хоть и косвенно, но все же предусмотрел возможность изменения своего языка. Однако это в свою очередь поднимает вопрос об инструментариях изменения и мотивах поведения участников общественных отношений.
В Китае, как и в Индии, есть
доминирующий национальный язык, который пользуется большей поддержкой
государства. Таким языком в Китайской Народной Республике является путунхуа —
ханьский язык, который широко используется также в Сингапуре и Тайване. Об этом
говорится в ст. 19 Конституции Китая: «Государство обеспечивает распространение
по всей стране общепринятого китайского языка (путунхуа)»[24].
Статья 121 Конституции регламентирует использование языков в органах
самоуправления: «… органы самоуправления в районах национальной автономии
при осуществлении своих полномочий в соответствии с положениями об
автономии пользуются одним или несколькими языками и письменностью,
распространенными в районах национальной автономии»[25].
Статья 134 посвящена языку судопроизводства.
В данной норме закреплено, что граждане всех национальностей имеют право
пользоваться в суде своим родным языком и письменностью. Народный суд и
народная прокуратура должны обеспечить перевод для участников судебного
процесса, не владеющих языком и письменностью данной местности. В районах
компактного проживания национальных меньшинств или проживания многих
национальностей судопроизводство ведется на общепринятом в данной местности
языке; судебные документы оформляются на одном или нескольких распространенных
в данной местности языках, исходя из практических нужд. Таким образом, помимо
права пользования родным языком в сфере судопроизводства законодатель
гарантировал важный принцип реализации права на судебную
защиту, что в целом согласуется с международной практикой использования
языков.
Особенностью конституционно-правового режима использования языков в Китае является использование только своего национального языка большинством населения Китая, и лишь незначительная часть использует китайский язык. Как правило, это уйгуры и тибетцы, имеющие широкий ареал проживания, где их численность превышает численность ханьского населения, а национальная специфика ярко проявляется в экономике и культуре[26].
Языковая ситуация в Китае, как и в Индии, также неоднородна и нестабильна, поскольку политика китайских властей более императивна по отношению к другим народам, проживающим в государстве, и об этом свидетельствуют многочисленные выступления местного населения в Тибете. В контексте снятия напряженности в вопросах использования языков целесообразно обратиться к лингвистической модели развития федеративного государства. Речь идет о странах иммигрантов, таких как Соединенные Штаты Америки и Канада.
Вопрос о языке в США имеет давнюю историю. Британские переселенцы, прибывшие в Северную Америку в начале XVII в. и обосновавшиеся в Новом Свете, привезли с собой английский язык и свою систему ценностей. Это и определило роль английского языка во всем последующем развитии американского общества как консолидирующего и системообразующего фактора. Во время борьбы американских колоний за свою независимость от Великобритании ключевую роль в создании новой нации, нового государства играли англосаксы, «васпы»[27]. Политика молодого государства в отношении языка строилась с учетом этнокультурного фактора. Отсутствие статьи о государственном (официальном) английском языке в Конституции США не случайность, а продуманное стремление к становлению единой нации, максимально интегрирующей все этноязыковые меньшинства. Вплоть до конца XVIII в. отличительной чертой английского в Америке было его единообразие, что стимулировалось условиями жизни в стране: отсутствием социальных барьеров и соответственно диалектов, географической мобильностью населения, системой образования, основанной на моноязычии, а также общенациональными печатными средствами массовой информации, распространявшимися только на одном языке.
Стержневым элементом этнокультурного развития США стала идея образования этнической общности в результате сплавления как представителей англосаксов, объективно игравших роль доминирующей силы, так и представителей различных иммиграционных групп, что предполагало вхождение новых иммигрантов в структуры принимавшего их общества. Однако последние должны были держаться общепринятых культурных норм на англосаксонской основе, обязательной составляющей которой был английский язык.
На рубеже XIX–XX вв. в американском обществе возобладала идея англоконформизма, идеологическая модель которого была возведена в ранг государственной политики, когда в США начали прибывать потоки иммигрантов из южно- и восточноевропейских стран. По определению известного американского социолога М. Гордона, «англоконформизм — это обобщенное понятие, используемое для объяснения различных точек зрения на ассимиляцию и иммиграцию; все они предполагают требование поддержания английских институтов (определенных американской революцией), английского языка и английских культурных образцов как господствующих и стандарта в американской жизни»[28]. Финалом политики американизации стала депортация тех иммигрантов, которые в течение 5 лет проживания в США не смогли выучить английский язык[29]. Англоконформизм оказался несостоятельным: вместо здоровой тенденции этнической интеграции в американском обществе усилилась противоположная тенденция — нетерпимость и этническое обособление.
В первые десятилетия XX в. многие штаты резко ограничили право этнических меньшинств на использование родных языков как в государственных, так и в частных школах. Согласно принятым законодательным актам для всех типов школ английский язык был объявлен единственным языком обучения в штатах Айдахо, Айова, Алабама, Арканзас, Делавэр, Иллинойс, Оклахома, Орегон, Канзас, Колорадо, Небраска, Миннесота, Мичиган, Невада, Нью-Хэмпшир. Однако в 1923 г. подобные законы были опротестованы в Верховном Суде США. И хотя Верховный Суд признал право штатов устанавливать английский язык в качестве обязательного языка обучения в государственных школах, однако аналогичные действия в отношении частных школ квалифицировал как противоречащие Конституции[30]. Данные решения Верховного Суда США заложили важнейший юридический прецедент для утверждения впоследствии нормы культурно-языковой целостности.
В начале XX в. в противовес политике форсированной ассимиляции в США появилась новая теория культурного плюрализма, создателем которой был американский философ и либеральный мыслитель Горес Коллен. Выступая за сохранение специфических этнических культур, богатства и разнообразия этнолингвистического наследия, он считал, что политическая демократия не может являться полной без этнокультурной демократии и этноязыкового плюрализма[31]. Сторонники культурного плюрализма утверждали, что источником жизнеспособности нации является не полное этническое, языковое и культурное единообразие, а, наоборот, лингвокультурное многообразие составляющих его этнических групп.
Вплоть
до 60-х годов ХХ в. федеральные законы запрещали двуязычие в системе
образования и здравоохранения, а также в государственных учреждениях, судах, на
избирательных участках, куда ранее в случае необходимости приглашались
переводчики[32].
В законодательстве штатов ситуация была иная: 13 штатов США приняли
так называемые законы «о только английском языке». До 1980 года в некоторых
штатах, таких как Иллинойс, Небраска и Гавайи, были приняты законы, придающие
английскому языку официальный статус. В 1986 году Калифорния объявила
английский официальным языком штата.
К 1992 году таких штатов насчитывалось уже 20.
Принятие аналогичной поправки к Конституции страны могло бы иметь самые негативные последствия для этноязыковых меньшинств США, поскольку согласно данной конституционной норме легитимность многих законов, утверждающих языковые права граждан (Закона об избирательных правах граждан; Закона о принципе двуязычия; Закона о переводчиках в судебной системе), могли быть квалифицированы судами как противоречащие Конституции страны, и при принятии своих решений они, скорее всего, руководствовались бы необходимостью укрепления позиций официального языка страны.
«Революция» гражданских прав 1960-х годов способствовала тому, что право на существование получило мультикультурное образование. Движение за гражданские права привело к возрождению двуязычных программ обучения. Закон о внедрении принципа двуязычия в систему школьного образования был принят в 1967 г по требованию испаноязычных американцев. Он был направлен прежде всего на помощь детям мексиканского происхождения, испытывавшим трудности при адаптации к новым условиям из-за плохого знания английского языка. Появились альтернативные образовательные программы, целью которых было преодоление господства «васпов», сложившееся в официальной истории и языке. Существенную роль в ограничении социальных функций английского языка сыграл и Закон об избирательных правах граждан 1965 г., предусматривающий возможность использования избирательных бюллетеней на двух языках. В развитие этого Закона в 1975 г. Конгресс США принял поправки к Акту об избирательных правах, запрещающие местным властям и органам самоуправления налагать какие-либо ограничения на избирателей по признаку языка, поскольку каждый гражданин США имеет право голоса вне зависимости от того, каким языком он пользуется. Предусматривалось изготовление избирательных бюллетеней и на языках этнических меньшинств[33].
В 1964 году был принят Закон о гражданских правах, в котором языковые права американцев утверждались как часть их гражданских прав[34]. Однако только с принятием в 1968 г. Закона о внедрении принципа двуязычия в систему школьного образования в США окончательно утвердилось само понятие «языковые права». Значение этого закона заключается в том, что федеральное правительство впервые признало за этническими меньшинствами право обучаться в школе на родных языках[35].
Утверждение прав национальных меньшинств в языковой сфере вызвало отрицательную реакцию у той части американского населения, которая традиционно выступает за внедрение в жизнь формулы «одна нация — одно государство — один язык». Одним из конкретных проявлений этих настроений стало развернувшееся в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия общенациональное движение, которое выступало за объявление английского языка официальным языком всей страны.
Приток иммигрантов, особенно из Латинской Америки и прежде всего из Мексики, в существенной степени способствовал тому, что главная поддержка английскому языку как символу национальной идентичности шла от простых американцев. Об этом говорят данные социологических опросов. В 1986 году 81 % опрошенных американцев считали, что всякий желающий остаться в этой стране должен изучить английский язык. В 1988 году 76 % жителей Калифорнии заявили, что знание английского — одна из обязательных характеристик американца, а 61 % признали право голоса лишь за умеющими говорить по-английски. В опросе 1998 г. 52 % американцев безоговорочно поддержали законы, обязывающие вести преподавание в школах только на английском языке[36].
30 декабря 1990 г. был принят Закон о языках коренных американцев, согласно которому «политика Соединенных Штатов направлена на сохранение, защиту и оказание содействия праву и свободе коренных американцев использовать, практиковать и развивать коренные американские языки»[37]. Принятие подобных мер на федеральном уровне было направлено на искоренение дискриминации по признаку языка. Однако стоит отметить, что к тому моменту из 187 индейских языков Северной Америки 140 уже были утеряны для последующих поколений[38]. Все это положило начало становлению качественно новых отношений федерального правительства и этноязычных меньшинств Америки. В соответствии с этим законом последние добились для себя значительных прав в языковой сфере, что вызвало ответную реакцию у той части населения, которая традиционно выступает за придание английскому языку статуса официального[39].
Начиная с 2003 г. законопроект о конституировании английского в качестве государственного языка периодически рассматривался Конгрессом США. Палата представителей рассматривала Акт о единстве английского языка, однако, не набрав необходимого числа голосов, он не был принят. В рамках принятого законопроекта о политике страны в области иммиграции Сенат США проголосовал за официальное провозглашение английского государственным языком[40].
Языковая политика Соединенных Штатов Америки прошла длительную эволюцию от реализации ассимиляторского лозунга «плавильного котла» до поощрения принципа «национального единства в этническом многообразии». Такая политика явилась отражением целенаправленной стратегии регулирования процесса культурной ассимиляции всех этнических групп населения страны в рамках единой нации.
Подобная тенденция дает основание полагать, что из-за растущей роли испанского и нескольких других распространенных языков, сохраняемых внутри компактных групп населения, модель «плавильного котла», в котором все языки эмигрантов сливались бы в английский, если и остается верной для части языков, то с очень большими оговорками. По мнению С. Хантингтона, США «во многих отношениях все в меньшей мере представляют собой нацию, чем были на протяжении последнего столетия», все больше отходят от модели «плавильного котла», превращаясь в подобие «миски с салатом»[41]. Весьма пессимистично, по его оценкам, выглядят перспективы развития лингвополитической ситуации в стране вплоть до превращения Америки «в страну с "двойной культурой" (английской и испанской), что окончательно расколет общество, и без того разделенное надвое противопоставлением белых и черных»[42].
В Конституции США не содержится статьи об официальном английском языке, хотя фактически он является таковым, поскольку используется подавляющим большинством граждан и выполняет как на федеральном, так и на местном уровнях функцию рабочего языка органов государственной власти и управления. Такое положение объясняется тем, что в период образования молодого государства важно было не потерять на почве языковых конфликтов нужных союзников в лице других национальностей.
Интересен и своеобразен опыт использования государственных языков в Канаде. Особенность Канады заключается в том, что исторически в ее пределах всегда сосуществовали две нации, основавшие государство, — англичане и французы. И на протяжении многих лет, начиная с момента образования конфедерации в 1867 г., в провинции Квебек велась длительная борьба франкоязычного населения, составляющего 80 % всего населения провинции, за сохранение своей культурно-языковой целостности.
В результате этой борьбы в Канаде в 1969 г. был принят Закон об официальных языках (Official Language Act), который юридически закрепил равенство английского и французского языков в федеральных учреждениях[43]. По этому закону все федеральные министерства, ведомства и службы переводились на двуязычную основу. Для тех государственных чиновников, которые не знали французского языка, был установлен срок для его изучения. Конституционным актом 1982 г. английский и французский языки получили статус официальных языков Канады[44].
В 1971 году в своем заявлении в Палате общин Премьер-министр страны Пьер Эллиот Трюдо выразил мнение Комиссии по двуязычию и двукультурности: «Не может быть одной культурной политики для канадцев британского и французского происхождения, а другой — для аборигенов и лиц, составляющих треть населения страны (аллофонов — канадцев, родным языком которых является какой-либо другой язык). И хотя есть два официальных языка, нет официальной культуры, и никакая этническая группа не имеет преимуществ перед другой»[45].
Одной из важнейших проблем языковой политики Квебека является выравнивание баланса общественных функций английского и французского языков. В официальных сферах Квебека чаще используется английский язык, что вызывает у франкоязычного сообщества чувство тревоги за сохранение своего языка и культуры. Сужение социальных функций французского языка и усиление «американизации» общественной жизни побуждает правительство Квебека устанавливать больший контроль над средствами коммуникации и информации провинции, что является прерогативой федерального правительства.
Опыт языкового строительства в Канаде свидетельствуют о том, что вопрос использования официальных языков может в конечном итоге определять общественно-политическую жизнь государства. Федеральные органы Канады пытаются разрешить языковые проблемы в стране путем применения демократических процедур, направленных на достижение согласия всех заинтересованных сторон и недопущение распада страны.
Сопоставляя принципы языковой политики
Канады и США, можно сделать вывод, что они имеют определенные отличия. Языковая
политика в Канаде в основном регулируется конкретными законодательными
актами о языках, в то время как правовой основой языковой политики США являются
положения Конституции и законодательные акты, утверждающие общие гражданские
права. В Канаде действия федерального правительства во многом объясняются
его статусом некоего арбитра в разрешении конфликтных ситуаций между основными
языковыми группами страны. В США федеральное правительство выступает, прежде
всего, в роли защитника индивидуальных гражданских прав.
В целом Канаду можно считать двуязычной страной, а США — одноязычной.
Языковая политика Франции в значительной мере отличается от той, которую проводят США и Канада. Это объясняется, в первую очередь, положением французского языка, которое он занимал в различные периоды истории страны. В течение всего XIX в. и в начале XX столетия французский язык прочно удерживал роль мирового лидера, являясь языком международного сообщества. Но по мере снижения статуса Франции как ведущей страны в мировой геополитике падал и престиж французского языка. На смену французскому языку в качестве главного языка международного общения пришел английский язык, чему способствовало утверждение Соединенных Штатов Америки в качестве лидирующей мировой державы.
В процессе укрепления позиций английского языка в различных сферах международной жизни — торговле, экономике, политике — в словарный состав многих языков, в том числе и французского, стали проникать английские слова, выражения, термины. Данное явление в лингвистике само по себе достаточно распространено и, в известной мере, благоприятствует взаимообогащению языков. Но с конца 1950-х годов общественность Франции начала проявлять серьезную тревогу в связи с усиливающимся влиянием английского языка. В 1970 году на французском языке было опубликовано менее 10 % мировой научной литературы, а в международных организациях (ООН, НАТО) более 90 % документации велось исключительно на английском языке[46]. Правительство страны создало ряд комитетов, в задачу которых входила выработка рекомендаций по защите национального языка и замене английских заимствований соответствующими эквивалентами французского языка.
31 марта 1966 г. Президент Франции Шарль де Голль подписал Декрет № 66-203 «Об образовании Высшего комитета по защите и распространению французского языка». 31 декабря 1975 г. был принят Закон № 75-1349 «Об использовании французского языка», согласно которому в определенных ситуациях было обязательным использование исключительно французского языка, а также запрещалось использование иностранных слов, вместо которых были созданы специальные французские эквиваленты[47].
Закон регламентировал, прежде всего, использование французского языка в тех сферах общественной жизни, которые, с точки зрения государства, подверглись самому сильному влиянию английского языка. Согласно данному закону (ст.ст. 4 и 5) все трудовые соглашения и предложения о найме на работу на территории Франции должны были составляться на французском языке. В случае наличия официально принятых французских эквивалентов в тексте документов запрещалось использование каких-либо иностранных слов и выражений. Однако лицо, которое не являлось гражданином Франции, имело право требовать перевода контракта на свой родной язык, более того, в случае возникновения разночтений между двумя вариантами текста высшую юридическую силу имел тот документ, который был составлен на родном языке.
Однако Закон об использовании французского языка, регулировавший во многом лексико-грамматические параметры языка, не содержал нормы по его реализации в жизнь. В нем практически ничего не говорилось о конкретных мерах наказания за допущенные нарушения. В силу того, что имелись значительные трудности по его реализации, он не так часто применялся, а его существование зачастую игнорировалось.
После принятия закона 1975 г. на некоторое время была снята острота проблемы защиты французского языка. Однако с конца 1980-х и начала 1990-х годов прошлого столетия вопросы языкового протекционизма опять вышли на первый план. Прежде всего, это объяснялось тем, что английский язык стал полностью господствовать в сфере науки, техники, и особенно в сфере информационных технологий.
В 1992 году в ст. 2 Конституции Французской Республики была внесена поправка, наделившая французский язык статусом государственного языка. Данная статья гласила: «Язык Республики — французский»[48]. Однако указанная поправка носит дискриминационный характер, так как фактически обязывает государственные органы издавать все правовые акты исключительно на французском языке и тем самым лишает национальные меньшинства использовать свои родные языки.
В 1994 году министр культуры и по делам франкоязычных государств Жак Тубон предложил пересмотреть Закон о языке 1975 г. с тем, чтобы Франция могла более эффективно противостоять проникновению английского языка в общественную жизнь страны, особенно в сферу бизнеса и науки, и защитить культурно-языковую самобытность страны и национальную идентичность французов. 4 августа 1994 г. был принят новый закон — Закон Франции № 94-665 «Об употреблении французского языка», носящий имя его автора[49]. Предполагалось, что принятие данного закона будет способствовать достижению следующих целей: во-первых, обязательное использование французского языка на территории Франции обеспечит его надежную защиту; во-вторых, объявление вне закона практики введения в лексикон французского языка чуждых (то есть английских) элементов будет содействовать сохранению его «лингвистической чистоты».
Закон Тубона не просто подтверждал официальный статус французского языка, а была сделана попытка заставить всех лиц пользоваться им во всех сферах общественной жизни. Более того, на законодательном уровне регулировался содержательный аспект языка, и в лице главного судьи, определяющего в каждом отдельном случае «качество» лингвистического материала, выступало само государство.
В соответствии со ст. 2 Закона Тубона не только устанавливается обязательность использования французского языка в сфере предоставления услуг населению или при осуществлении операции купли-продажи, но и предусматриваются конкретные меры наказания за нарушение его положений, в основном в виде значительных денежных штрафов. Лица, препятствующие расследованию нарушений указанного закона, могут понести наказание в виде лишения свободы сроком вплоть до 6 месяцев или выплаты значительной суммы штрафа. В соответствии со ст. 3 Закона Тубона любое публичное объявление, которое размещается в общественных местах или таких местах, куда предусмотрен доступ населения (типа кафе, ресторанов, кинотеатров), должно быть написано на французском языке.
В статье 6 Закона Тубона указан порядок проведения съездов, научных конференций, семинаров, приводящихся во Франции: «каждый участник конференции, семинара или съезда, организуемых во Франции... силами французских граждан имеет право на изложение своих взглядов на французском языке». При этом указывается на то, что программы подобных мероприятий в обязательном порядке печатаются на французском языке. Однако в п. 3 ст. 6 данного закона делается оговорка по отношению к таким общественно значимым событиям, в которых либо принимают участие только иностранные граждане, либо они посвящаются вопросам развития внешнеторговой деятельности Франции.
В статьях 8, 9, 10 Закона Тубона расширяются положения ст.ст. 4 и 5 Закона об использовании французского языка 1975 г., согласно которым на французском языке должны составляться не только трудовые контракты, уточняющие условия найма на работу, но и вся документация, имеющая какое-либо отношение к выполнению данной работы (внутренний устав компании). Иностранец, как и по Закону 1975 г., наделяется в соответствии со ст. 8 правом требовать перевода контракта на свой родной язык.
В Законе Тубона имеется новая норма — ст. 11, которая гласит: «Французский язык является языком обучения, проведения экзаменов и различных конкурсов, написания дипломных работ и диссертаций, как в государственных, так и частных образовательных учреждениях, за исключением тех случаев, когда преподавание региональных или иностранных языков делает это нецелесообразным или в качестве преподавателей приглашаются иностранные профессора».
В самой Франции Закон Тубона подвергся жесткой критике: группа депутатов Национального собрания в начале 90-х годов обратилась в Конституционный Совет страны с запросом по поводу конституционности некоторых положений указанного закона. Прежде всего, законодатели указывали на то, что Закон Тубона нарушает положения ст. 11 Французской декларации прав человека 1789 г., согласно которой гарантируется право граждан на свободное самовыражение. По их мнению, из-за запрета на использование некоторых слов, то есть в связи с жестким регламентированием содержания французского языка, данный закон в действительности затрудняет процесс общения между людьми и ограничивает свободу выражения в процессе обучения и проведения научных изысканий.
В 1994 году Конституционный Совет Франции подтвердил, что права, вытекающие из ст. 11 Декларации, являются основополагающими правами граждан страны. Но при этом было отмечено, что ст. 34 Конституции Франции позволяет парламенту страны регулировать указанные свободы в сторону их укрепления или последующей гармонизации с другими конституционными положениями и принципами. Более того, на основании ст. 2 Основного закона Франции, объявляющей французский язык официальным языком страны, Конституционный Совет признал действия парламента правомочными, из чего следовало, что законодательные меры, направленные на принуждение даже частных лиц к использованию французского языка, не противоречат духу и букве Конституции. Конституционный Совет определил, что законодательный орган не может насильно (тем более под угрозой наказания) навязывать частным лицам использование конкретных слов и выражений. Однако главное положение закона осталось незыблемым: государство имеет право на то, чтобы заставить своих граждан, как служащих государственных институтов, так и частых лиц, использовать во всех сферах общественной жизни французский язык.
Французский опыт языкового урегулирования показывает то, что законодательные меры в области языка не должны носить насильственный характер, государство обязано учитывать реальные нужды своих граждан. Более того, самоизоляция и попытки искусственного сдерживания языковых контактов могут обернуться стагнацией в развитии лексической системы и терминологии самого языка.
В то же время нельзя не признать и позитивную сторону направления развития государственной языковой политики Франции, которая старается законодательным путем закрепить традиции употребления французского языка во многих странах (особенно в бывших французских колониях), повысить роль французского языка во внутренней жизни страны и оставаться в качестве образца для подражания для франкофонных стран.
Таким образом, оценивая опыт целого ряда государств в языковой политике и языковом строительстве, необходимо отметить общее для этих государств стремление укрепить статус своих государственных языков, повысить его значимость и престиж, на что указывает конституционно-правовое положение этих языков. При этом для многих современных государств характерно то, что они стали отходить от политики языковой ассимиляции и признавать культурное многообразие и языковые права национальных меньшинств. В конституциях этих государств для обозначения государственного языка, как правило, используются термины «национальный язык» или «официальный язык». В некоторых государствах одновременно функционируют несколько официальных языков, правовой статус которых определяется Конституцией или Законом о языках. В целях недопущения конфликтов на почве языка некоторые государства не устанавливают государственный язык нормативными правовыми актами, хотя фактически им является язык доминирующего этноса.
Литература
1.Авакьян, С. А. Конституционное право. Энциклопедический словарь / С. А. Авакьян, М. Н. Марченко, К. Ф. Гуценко. — М. : Норма М, 2000. — 676 с.
2.Андреева, Г. Н. Государственный язык в современном конституционном праве зарубежных стран / Г. Н. Андреева. — М. : Издательство Института стран СНГ, 2003. — 133 с.
3.Баррен Рей. Существует ли языковая проблема в Индии?/ Рей Баррен // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. — СПб. : Златоуст, 2003. — С. 137–143.
4.Борисов, А. А. Горес Коллен и мультикультурализм / А. А. Борисов // Институты прямой и представительной демократии: генезис политических режимов в XX веке : сборник материалов Зимней школы (Екатеринбург, 4–15 января 2000 г.). — Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2000. — С. 84–89.
5.Геевский, И. Американская мозаика / И. Геевский, Н. Сетунский. — М., 1991. — 445 с.
6.Герард Рене де Гроте. Язык и право // Журнал Российского права. — 2002. — № 7. — С. 145–152.
7.Иванов, В. Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему / В. Иванов. — М. : Языки славянской культуры, 2004. — 208 c.
8.Илишев, И. Язык и политика в многонациональном государстве. Политологические очерки / И. Илишев. — Уфа : КИТАП, 2000. — 270 с.
9.Китайская Народная Республика. Конституция и законодательные акты / сост. К. А. Егоров; под ред. Л. М. Гудошникова; пер. с китай. Н. Х. Ахметшина. — М. : Прогресс, 1984. — 470 c.
10.Конституции государств Европы: в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М. : Норма, 2001. — Т. 1. — 824 c.
11.Конституции государств Европы: в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М. : Норма, 2001. — Т. 2. — 840 c.
12.Конституции государств Европы: в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М. : Норма, 2001. — Т. 3. — 792 c.
13.Конституции зарубежных государств : учебное пособие / сост., введ. и вступ. — В. В. Маклаков. — М. : БЕК, 1996. — 432 c.
14. Конституции зарубежных стран : сборник / сост. В. Н. Дубровин. — М. : Юрлитинформ, 2000. — 336 с.
15.Морье, А. Национально-языковые проблемы: индийский опыт / А. Морье // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. — СПб. : Златоуст, 2003. — С. 124–129.
16.Политическая система США. Актуальные измерения. — М., 2000. — 286 с.
17.Понкин, И. В. Законы Франции и Польши о защите языков / И. В. Понкин // Нравственные императивы в праве. — 2012. — № 3. — С. 54–69.
18.Татаровская, И. М. Проблема государственного языка в США / И. М. Татаровская // Государственная власть и местное самоуправление. — 2007. — № 5. — С. 36–41.
19.Син, Х. Языковая ситуация в Китае / Х. Син, Я. Яньли // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. — СПб. : Златоуст, 2003. — С. 189–196.
20.Тишков, В. А. Язык и политика В. А. Тишков // США — ЭПИ. — 1977. — № 2. — С. 109 — 117.
21.Хантингтон, С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности / С. Хантингтон. — М. : Транзиткнига, 2004. — 635 с.
22.Чертина, З. С. Плавильный котел? Парадигмы этнического развития США / З. С. Чертина; РАН, Институт всеобщей истории. — М., 2000. — 164 с.
23.Gordon, M. Assimilation in America. Theory and Reality. Essays on American Social History / Ed. by J. Lankford. — N.Y., 1970. — 353 p.
24.Weinsten, B. Francofone: A Language Based Movement in World Politics. — International Organization, 1976. — 538 p.
[1] Конституции государств Европы : в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. М. : Норма, 2001. Т. 1. С. 786.
[2] Конституции государств Европы : в 3 т. … Т. 2. С. 469.
[3] Там же. С. 211–212.
[4] Конституции государств Европы : в 3 т. … Т. 3. С. 374.
[5] См. об этом: Андреева Г. Н. Государственный язык в современном конституционном праве зарубежных стран. М. : изд-во Института стран СНГ, 2003. С. 50–51.
[6] Авакьян С. А., Марченко М. Н., Гуценко К. Ф. Конституционное право. Энциклопедический словарь. М. : Норма М., 2000. С. 568.
[7] Конституции государств Европы… Т. 3. С. 534–539.
[8] Конституции государств Европы… Т. 1. С. 27.
[9] Конституции государств Европы… Т. 2. С. 690.
[10] Конституции государств Европы… Т. 3. С. 173.
[11] Конституции зарубежных стран : сборник / сост. В. Н. Дубровин. М. : Юрлитинформ, 2000. С. 424.
[12] Конституции государств Европы… Т. 1. С. 561.
[13] Конституции зарубежных стран… С. 238.
[14] См.: Герард - Рене де Гроте. Язык и право // Журнал российского права. 2002. № 7. С. 145–152.
[15] Конституции государств Европы… Т. 3. С. 345.
[16] The States Reorganisation Act, 1956. Act № 37 of 1956 [31st August, 1956] [Электронный ресурс]. URL: http://www.liiofindia.org/in/legis/cen/num_act/sra1956250/ (дата обращения: 28.12.2017).
[17] Индия (Материал из Википедии — свободной энциклопедии) [Электронный ресурс]. URL: http: //ru.wikipedia.org/wiki/Индия (дата обращения: 22.12.2017).
[18] Конституция Индии [Электронный ресурс]. URL: http://www.liiofindia.org/in/legis/cen/const/2004/22.html#p17c1 (дата обращения: 22.12.2017)/
[19] Баррен Рей. Существует ли языковая проблема в Индии? // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. СПб., 2003. С. 139.
[20] Морье А. Национально-языковые проблемы: индийский опыт // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. СПб. : Златоуст, 2003. С. 125.
[21] Конституции зарубежных государств :. учебное пособие / сост., введ. и вступ. — В. В. Маклаков. М. : БЕК, 1996. С. 243.
[22] Син Х., Яньли Я. Языковая ситуация в Китае // Решение национально-языковых вопросов в современном мире. СПб. : Златоуст, 2003. С. 189.
[23] Китайская Народная Республика. Конституция и законодательные акты / сост.
К. А. Егоров; под ред. Л. М. Гудошникова; пер. с китай. Н. Х. Ахметшина. М. : Прогресс, 1984. С. 27.
[24] Конституция Китайской Народной Республики : принята на 5-ой сессии Всекитайского Собрания Народных Представителей Пятого созыва, обнародована и официально введена в действие Всекитайским Собранием Народных Представителей 4 декабря 1982 г. [Электронный ресурс]. URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1370294 (дата обращения: 11.01.2018)/
[25] Там же.
[26] Син Х., Яньли Я. Указ. соч. С. 195.
[27] WASPs (White Anglo-Saxon Protestants) — элита англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания.
[28] Gordon M. Assimilation in America. Theory and Reality. Essays on American Social History / Ed. by J. Lankford. N.Y., 1970. P. 353.
[29] См.: Чертина З. С. Плавильный котел? Парадигмы этнического развития США / РАН, Институт всеобщей истории. М., 2000. С. 55–56.
[30] См.: Илишев И. Язык и политика в многонациональном государстве. Политологические очерки. Уфа : КИТАП, 2000. С. 133.
[31] См. об этом: Борисов А. А. Горес Коллен и мультикультурализм // Институты прямой и представительной демократии: генезис политических режимов в XX веке : сборник материалов Зимней школы (Екатеринбург, 4–15 января 2000 г.) Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2000. С. 84–89.
[32] См.: Геевский И., Сетунский Н. Американская мозаика. М., 1991. С. 109.
[33] См.: Геевский И., Сетунский Н. Указ. соч. С. 139–140.
[34] См.: Илишев И. Указ. соч. С. 139.
[35] Там же.
[36] The Official English Movement // Western Political Quarterly. 1998. September. P. 548–552.
[37] Native American Languages Act. Title 1 of Public Law. N.Y., 1991. P. 101.
[38] См. об этом: Иванов В. Лингвистика третьего тысячелетия: Вопросы к будущему. М. : Языки славянской культуры, 2004. С. 89.
[39] См.: Политическая система США. Актуальные измерения. М., 2000. С. 275–276.
[40] Проблема государственного языка в США / И. М. Татаровская // Государственная власть и местное самоуправление. 2007. № 5. С. 36–41.
[41] Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. М. : Транзиткнига, 2004. С. 45.
[42] Хантингтон С. Указ. соч. С. 45–46.
[43] См.: Тишков В. А. Язык и политика // США — ЭПИ. 1977. № 2. С. 109.
[44] См.: Конституции зарубежных государств : учебное пособие… С. 422–424.
[45] Canada. House Of Common. Debates, 1971, October 8. Р. 8545.
[46] Weinsten B. Francofone: A Language Based Movement in World Politics. International Organization. 1976. Р. 485, 487.
[47] См.: Илишев И. Указ. соч. С. 164.
[48] Конституции государств Европы… Т. 3. С. 411.
[49] См.: Понкин И. В. Законы Франции и Польши о защите языков // Нравственные императивы в праве. 2012. № 3. С. 54–69.
