ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОБРАЗОВАНИИ Информационный портал
 

2.1. Воцарение Николая I и усиление роли государства в университетском строительстве

Крутой поворот в образовательной политике произошел с восшествием на престол Николая I. Он пришел к власти в период глубокого системного кризиса, порожденного целым рядом объективных и субъективных причин, среди которых и вызванная реформами Александра I разлаженность государственного механизма. Отечественная война против Наполеона подорвала экономику и политическую систему страны, а либеральные реформы властных структур, проведенные наспех, непоследовательно и противоречиво, ослабили правоохранительную систему, что в полной мере проявилось в ходе декабрьского восстания 1825 г. Оправдались самые пессимистические опасения Н. М. Карамзина и его современников относительно пагубности чрезмерной перестройки «древних государственных зданий» по зарубежным образцам. И Николаю I потребовалось напряжение всех сил, немало самообладания и личного мужества, чтобы удержать власть.

Все внимание царя и его правительства с самого начала было сосредоточено на укреплении и упорядочении государственной власти во всех ее проявлениях и сферах. О Николае I написаны многие тома исследований как в России, так и за рубежом, и его роль в истории, в том числе и в развитии народного образования, доныне не находит однозначного толкования и оценки в отечественной и зарубежной литературе. Ему ставят в вину и подавление либеральных свобод, прежде всего свободы личности, и гонения на Пушкина, Лермонтова, Чаадаева, Герцена, Шевченко и других, подавление национально-освободительного движения на Кавказе и в Польше, наконец, поражение в Крымской войне. И, наверное, во многом оценки справедливы. Но, раскрыв в полной мере негативные стороны его деятельности, исследователи оставили в тени исторические заслуги царя, которых тоже немало, и именно они вызывают в наши дни растущий интерес. Тем более что новые реалии современной жизни и накопленный исторический опыт проливают дополнительный свет на личность Николая I и его истинную роль в масштабе реального времени и в контексте своей эпохи.

В современной литературе все более утверждается мнение, идущее вразрез с распространенной оценкой «Николая Палкина» как «серой посредственности». Третий сын Павла, он не готовился для престола и не получил должного образования. По мнению Е. В. Тарле, одной из главных слабостей царя «была его глубокая, поистине непроходимая, всесторонняя, если можно так выразиться, невежественность». Но, будучи волевым человеком и обладая природным умом, он многого добился упорством и неустанным трудом на поприще государственного строительства. Первое, что он предпринял, взойдя на престол, было укрепление единого государственного порядка и дисциплины во всех областях и звеньях управления империей. Современники вспоминали, что при назначении графа И. Х. Бенкендорфа шефом III отделения Николай I, протянув тому платок, напутствовал: «Вот твоя инструкция. Утирай слезы обиженных и наказывай виновных».

Личное участие императора в повседневном руководстве деятельностью государственного аппарата было нормой, характерной чертой времени. Сразу по вступлении на престол Николай обратил особое внимание на плачевное состояние государственной службы, погрязшей в бюрократизме и взяточничестве, к тому же разъедаемой рутиной и отсутствием элементарного порядка сверху донизу. В историческом очерке «Министерство юстиции за сто лет. 1802–1902» (СПб., 1902) имеется описание характерного эпизода. «Живо интересуясь делом отправления правосудия, — читаем в источнике, — император Николай Павлович 10 августа 1827 г. около 10 часов утра прибыл без всякого предуведомления в здание Сената. Встреченный в коридоре дежурным чиновником и узнав, что присутствие открывается в 10 часов утра, приказал "вести его по всем местам". Придя в одну из присутственных комнат, Его Императорское Величество не нашел в ней никого. В следующей комнате находились лишь два обер-секретаря, один из которых был в партикулярной одежде. Проходя третью залу, государь сказал: "И здесь нет никого". Наконец, во 2-м Департаменте государь нашел лишь одного сенатора Дивова и обер-прокурора Владиславлева» (С. 69).

После визита императора министр юстиции издал распоряжение следующего содержания: «Государь император, осмотрев сего утра в 10 часов Сенат и не нашедший г. г. сенаторов, кроме тайного советника Дивова, в данном мне рескрипте, между прочим, высочайше повелеть соизволил: г. г. сенаторам собираться безоговорочно в указанные часы по регламенту и о тех, кои сего не исполняют, узнав причину, доносить мне при еженедельных табелях» (там же).

Все годы правления Николая I отличались активной преобразовательной деятельностью в различных областях государственной жизни. Обращает на себя особое внимание то обстоятельство, что, в отличие от других русских царей ХIХ в., при всем динамизме николаевских преобразований и высокой законодательной активности, ему не приходилось «отрабатывать назад» после чрезмерно радикальных реформ и вообще крутых перемен во внутренней политике, которую отличали твердость и последовательность. Он обходился без так называемых «контрреформ», которые, например, сопровождали реформы сменившего его на троне Александра II и объяснялись не иначе, как реваншем и происками сил реакции.

В российской и зарубежной историографии не сложилось единого отношения к Николаю I и его эпохе. «После того как Александр I не решился, а декабристы не сумели произвести революционные преобразования в стране, Николай I, без сомнения, некоторое время пытался взять на себя роль "революционера сверху" (на троне. —Авт.), всячески подчеркивая, что он преемник Петра (вспомним пушкинское — "Во всем будь пращуру подобен…")», — писал советский историк Н. Я. Эйдельман (Эйдельман Н. Я.Революция «сверху» в России // Наука и жизнь. 1989. № 1. С. 108). Для большинства же исследователей николаевская эпоха в литературе ассоциировалась исключительно с понятиями «застой» и «политическая реакция».

И все же со временем сложившаяся оценка начинает подвергаться пересмотру и уточнению. Американский исследователь М. Раев еще в начале 1980-х гг. задался вопросом: «При такой отрицательной оценке царствования остается необъяснимым не только факт самих великих реформ (начиная с освобождения крестьян) непосредственно после кончины Николая I, но их тщательная подготовка и проведение в жизнь и последующее бурное развитие страны в 60–70-х гг.». И автор пришел к выводу о том, что «что-то крылось и развивалось в недрах николаевской эпохи, либо не замеченное современниками, либо умалчиваемое ими и, после них, традиционной историографией» (Раев М.Царствование Николая I в освещении современной историографии // Русский альманах. Париж, 1981. С. 218).

Историк из русского зарубежья М. Я. Геллер не без основания считает, что «молниеносная реформа Александра II родилась в годы царствования его отца» (Геллер М. Я.История Российской империи: В 3 т. Т. 3. М., 1997. С. 19). А немецкий исследователь Н. Катцер отметил, что именно в царствование Николая I «была создана важнейшая предпосылка правосознания, по крайней мере, в ведущих слоях общества. Без этого была бы немыслима юридическая реформа при Александре II, равно как и систематическая оценка существовавших правовых отношений в структуре крепостного права» (Катцер Н.Николай I // Русские цари: 1547–1917. Ростов-н/Д., 1997. С. 413).

Этой «важнейшей предпосылкой» стала кодификация российского законодательства, до которой «не дошли руки» у Петра I, Екатерины Великой и Александра I. Император же Николай Павлович создал специально для кодификационных работ II отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии и поручил это дело «светилу российской бюрократии» М. Сперанскому. И тот провел титаническую работу по систематизации огромного массива законодательных актов, начиная с Уложения Алексея Михайловича (всего более 30 тысяч законов). Именно в те годы было создано первое в России Полное собрание законов в 45 томах, а также 15-томный Свод действующих законов.

Тенденция к более полной и объективной оценке этого российского императора все более заметна и в отечественной литературе. Так, профессор Саратовского университета И. В. Порох достаточно убедительно доказывает, что «отмена крепостного права была главным завещанием Николая I. То, что он вынудил будущего Александра II дать слово выполнить его предсмертную волю, связано с тем, что Александр до своего воцарения был противником освобождения крестьян. Николай считал, что "гораздо лучше, чтобы это произошло сверху, нежели снизу". Впоследствии Александр II повторил эти слова в речи 30 марта 1856 г., и они, получив широкую огласку, были приписаны вступившему на престол царю» (Порох И. В.Завещание Николая I // Земское обозрение. 1997. 30 июля. С. 11). «Молниеносная реформа Александра II родилась в годы царствования его отца», — считал М. Я. Геллер (Указ. соч. Т. 3. С. 19).

Не осталась в стороне от развернувшихся в стране реформ и образовательная система. Многочисленные источники свидетельствуют о весьма активном участии императора Николая I в строительстве отечественной школы, и далеко не всегда его роль была однозначно негативной, как мы привыкли читать в литературе. Его взгляды на проблемы вузовского образования и воспитания после декабрьского восстания, с государственной точки зрения, содержали немало созидательного не только для своей эпохи, но и в свете последующих десятилетий, включая проблемы самого последнего времени. Борьбу с революционной «крамолой» в университетах он повел, что надо особо подчеркнуть, ориентируясь не на полицейское удушение образования и науки, о чем более всего пишут, а на коренное повышение качества (и количества) учебной работы. И, прежде всего, он поставил задачу завершения единой образовательной системы, находящейся под неослабным попечением и руководством государства.

Сразу по вступлении на престол Николай обратил особое внимание на плачевное состояние учебного ведомства. Рескрипт 14 мая 1826 г. на имя министра начинался словами: «Обозревая с особым вниманием устройство учебных заведений, в коих российское юношество образуется на службу государству, Я с сожалением вижу, что не существует в них должного и необходимого единообразия, на коем должно быть основано как воспитание, так и учение». События 14 декабря 1825 г. были истолкованы и разъяснены как прямое следствие ложного направления учебной системы. Это убеждение было высказано в высочайшем манифесте 13 июля 1826 г., объявлявшем приговор над декабристами. А между строк манифеста читался приговор университетскому уставу 1804 г., нормы которого все более вступали в противоречия с условиями русской жизни.

Комитету под председательством министра Шишкова было поручено свести воедино все уставы учебных заведений России, от приходских школ и училищ до университетов, рассмотреть и сличить учебные курсы, собрать все учебные книги и руководства, «определить подробно на будущее время все курсы учений, означив и сочинения, по коим оные должны впредь быть преподаваемы; поручить профессорам и академикам восполнить пробелы учебной литературы, дабы уже за совершением сего воспретить всякие произвольные преподавания учений по произвольным книгам и тетрадям».

В этом наказе трудно увидеть стремление подавить образование полицейской расправой. Рескриптом 14 мая 1826 г. на имя министра народного просвещения взамен Главного правления училищ был учрежден Комитет устройства учебных заведений. Выступая 2 июня 1826 г. на его открытии, А. С. Шишков свел все частные задачи к двум основным — уравнение уставов всех учебных заведений и точное определение курсов учения с выбором лучших руководств. Главными причинами упадка учебных заведений он признал: 1) недостатки существующих уставов, в которых упущена основная цель народного просвещения — «образование, приспособленное к потребностям разных состояний», 2) ограниченность сумм на содержание педагогического персонала, 3) недостаток общего и частного надзора за учебными заведениями, 4) привилегии лицеев и благородных пансионов, отвлекающие юношество от университетов, 5) слишком долгий срок учения в гимназиях и низших училищах.

Изложив общие основания нового устройства учебных заведений, Шишков поставил главным требованием, «чтобы оно не изглаживало в русских характера народного, но чтобы улучшало и укрепляло его». Обязанности попечителей он признал весьма неопределенными и права их слишком ограниченными. Попечители должны быть ближайшими помощниками министра, имеющими право самостоятельно разрешать известный круг вопросов. Выбор ректоров, по его мнению, необходимо упразднить и назначать их от правительства. Выборный ректор, зависящий от профессорской корпорации, не в состоянии исполнять свои обязанности, а правительство не может иметь никакого влияния на университеты, содержащиеся на государственный счет.

Планомерное наступление на непривычные и чуждые национальной ментальности нормы началось по линии ограничения академических свобод и введения определенного государственного контроля за ходом, содержанием и качеством учебной работы и развивалось с нарастающей активностью. Еще 11 июля 1824 г. министр народного просвещения А. Шишков потребовал представления профессорами подробных конспектов их курсов для рассмотрения в Главном правлении училищ. Такого не бывало в западной университетской практике. Наступление особенно усилилось после подавления восстания декабристов. В 1828 г. другим циркуляром министр вменил в обязанность профессорам ежегодно просматривать конспекты своих лекций и пополнять их новыми научными открытиями, «чтобы со временем из кратких конспектов могли составиться… для напечатания… руководительные книги, в коих все учебные заведения в России терпят большой недостаток». Циркуляр весьма красноречив и вряд ли вызывал положительные эмоции у профессоров, по личным воспоминаниям которых главным образом и формируются в литературе многие оценки пережитой образовательной политики, некритически воспроизводимые на страницах старых и современных изданий.

Новый министр князь Карл Андреевич Ливен, хотя и был настроен значительно более либерально, чем предшественник, 7 мая 1828 г. заявил в Комитете о своевременности смены устава и приступил к составлению нового устава университетов, исключая Дерптский и Виленский. За основу были взяты проекты уставов Санкт-Петербургского, Харьковского, Московского университетов.

Интересно заметить, что при обсуждении на заседании Комитета учебного плана педагогического института возникло сомнение в необходимости сохранения в нем преподавания педагогики, «так как способнейшие люди к воспитанию юношества суть те, которые сами получили хорошее нравственное воспитание, а не те, кои лучше велеречат о сем воспитании». Комитет не согласился с таким мнением, сохранив педагогику в смысле практического обучения правилам и способам преподавания. Малозаметный эпизод свидетельствует, что известный и по нашим временам признак обнаружил себя еще в то время и обратил на себя внимание современников.

Говоря об активной и противоречивой роли императора Николая I в становлении и развитии национальной системы образования, следует в данном случае подчеркнуть ее созидательный характер. И, прежде всего, нельзя не видеть позитивного начала в его требовании соединения обучения с воспитанием в духе православной этики. Таковы и многие другие личные указания и распоряжения царя по вопросам, касающимся образовательного ведомства. И, наверное, вряд ли он мог найти для реализации своих взглядов и идей на отечественное образование лучшую кандидатуру на пост министра, чем С. С. Уваров, который был известным государственником. Еще в 1827 г. император Николай I на представленном ему докладе о подчинении студентов Московского университета, наряду с другими обывателями, надзору городской полиции наложил характерную и, наверное, не лишенную здравого смысла резолюцию: «На подчинение присмотру городской полиции тем более согласен, что сему иначе и быть не должно».

Особая забота проявлялась об ограждении учащейся за границей молодежи от усиливавшегося зловредного, как считалось, западного влияния. Указ царя Сенату от 18 февраля 1831 г. гласил: «Молодые люди возвращаются иногда в Россию с самыми ложными о ней понятиями. Не зная ее истинных потребностей, законов, нравов, порядка, а нередко и языка, они являются чуждыми посреди всего отечественного». Указ предписывал воспитывать юношей в возрасте 10–18 лет непременно в России. Лица, воспитанные не в соответствии с этими правилами, лишались права поступать на государственную службу.

Не меньшее давление испытывали нормы, регламентирующие комплектование и формирование педагогического персонала. Высказывалось общее мнение о пределах университетской автономии, при этом такое устройство университетов признавалось «республиканским» и несообразным с общим государственным устройством России, основанным на единстве системы управления и непосредственном подчинении всех учреждений центральной власти. А 1 апреля 1830 г. министр народного просвещения сообщил педагогической общественности высочайшую волю, состоявшую в том, «чтобы ректоры университетов поступали впредь в сие звание из профессоров не по выбору университетского совета, но по назначении начальства и притом не на срочное, а на неопределенное время».

Таким образом, многочисленные факты свидетельствуют, что усвоение западных принципов и норм университетской демократии, вступивших в противоречия с традиционными в России формами, шло широким фронтом. Еще раньше, 2 августа 1826 г. попечителю Харьковского учебного округа было разрешено, по его просьбе и в порядке опыта, приглашать в университет профессоров и адъюнктов, минуя совет. Необходимость этой меры обосновывалась тем, что «недостаток в профессорах и значительное число незамещенных кафедр более всего приписать должно праву совета (т. е. праву избрания профессоров). Очевидные выгоды в сем случае для состоящих налицо профессоров, как по присутственным университетским местам, так и по занятию не принадлежащих им кафедр, заставляют их слишком мало заботиться о приумножении своих сочленов».

Задолго до разработки нового устава, в сентябре 1827 г., министерство приступило к планомерному разрешению острейшей проблемы кадров профессорского корпуса. Предполагалось через семь лет обновить кафедры в Московском, Харьковском и Казанском университетах путем командировки достаточного числа молодых ученых сначала в Дерпт на пять лет, затем за границу на два года. План вызвал разногласия в министерстве. Высочайшей резолюцией 14 октября было решено послать двадцать лучших студентов сначала на два года в Дерпт, потом на два года в Берлин или в Париж. Важным условием было требование, чтобы все командированные были природными русскими. Для целей подготовки русских профессоров был образован в Дерпте профессорский институт под руководством директора профессора Перевощикова.

Новый этап университетского строительства связан с приходом 21 марта 1833 г. на пост руководителя образовательного ведомства Сергея Семеновича Уварова. В основу деятельности министерства С. С. Уваров положил широкую программу возрождения и развития русской государственности и культуры. Он видел свою главную задачу в том, чтобы усвоить лучшее из зарубежного опыта и развить творчески, утвердив его на исторических началах православия, самодержавия и народности.