ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОБРАЗОВАНИИ Информационный портал
 

Религиозное образование в России: тенденции современной правоприменительной практики

РАЗДЕЛ: РЕЛИГИОЗНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

АВТОРЫ: Трошкина Т. Н.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 21–011–44064.


Аннотация: В статье рассматривается сложившаяся правоприменительная практика в области религиозного образования с учётом комплексного правового режима его регулирования, предполагающего применение норм как законодательства о свободе совести, так и законодательства об образовании. Значение анализа судебной практики по рассматриваемой проблематике связано с особым социальным резонансом споров в области религиозного образования. Еще десять лет назад нельзя было представить ситуацию, когда религиозная организация стала бы участником образовательных правоотношений. В настоящее время религиозные образовательные организации обладают правосубъектностью по российскому образовательному праву и реализуют ее, вступая в образовательные правоотношения. Анализируются обозначившиеся тенденции современной правоприменительной практики. Правоприменительная практика в этой сфере учитывает также то, что результатом образовательной деятельности с участием религиозной организации может быть получение не только религиозного образования, но и светского, предполагающего изучение различных религиоведческих курсов. Достоверность сделанных выводов подтверждается тем, что в их основу легла практика различных судебных органов — как национальных, так и международных.


Ключевые слова: религиозное образование, свобода совести и вероисповедания, религиозная организация, право на образование, образовательные правоотношения, споры в области религиозного образования, правоприменительная практика, ЕСПЧ.


Религиозное образование представляет собой пограничную область реализации права на образование и свободы совести. Оба правовых института имеют конституционную основу, выходят на проблемы соблюдения прав человека и, как следствие, отличаются значительной конфликтогенностью.

Этому способствует и сложная система нормативно-правового регулирования данной сферы общественных отношений, включающая как внутреннее законодательство, так и международно-правовые договоры Российской Федерации. В свою очередь, применимое законодательство представлено сразу двумя отраслями — о свободе совести (Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. №125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях») и об образовании (Федеральный закон от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации»)[1].

Нормативно-правовая база религиозного образования определяет складывающуюся правоприменительную практику по спорам с участием религиозных образовательных организаций. В то же время и сама правоприменительная практика может оказать обратное воздействие на действующее законодательство, приводя к внесению в него необходимых дополнений и изменений, обусловленных, в том числе принятыми правоприменительными актами. В этом смысле судебная практика может стать индикатором имеющихся в законодательстве проблем, а её анализ даёт возможность выявлять ситуации, нуждающиеся в правовом «ремонте». При этом особое внимание к правоприменительной практике по проблематике религиозных образовательных отношений объясняется также значительным общественным резонансом судебных споров в этой сфере, который к тому же может иметь и международно-правовое измерение[2].

Заметим, что на сегодня количество судебных споров по рассматриваемой проблематике не такое уж и большое, а на многие из них, как правило, имеются аналитические отклики[3]. В настоящей статье мы предприняли попытку осуществить типологизацию судебных споров с участием религиозных образовательных организаций.

Первая группа судебных споров касается кейсов, связанных с аннулированием у религиозной организации лицензии на образовательную деятельность. Сами по себе эти споры не вызывают особых сложностей у правоприменителя, однако они выводят нас на важную теоретическую проблему — необходимости лицензирования религиозного образования.

Для начала уточним содержание основополагающих понятий, описывающих различные виды деятельности, связанной с религиозным образованием. Сопоставим три понятия, используемые для описания правоотношений, возникающих в сфере религиозного просвещения, — «религиозное образование», «обучение религии», «религиозное воспитание».

В процессе религиозного образования формируются отношения, регулируемые нормами как законодательства о свободе совести, так и законодательства об образовании (в зависимости от того, как осуществляется религиозное образование — с помощью специально создаваемых для этого образовательных организаций или в «формах, определяемых внутренними установлениями религиозных объединений» (п. 5 ст. 5 Федерального закона о свободе совести)). Что же касается обучения религии и религиозного воспитания, то виды деятельности, обозначаемые этими понятиями, не относятся российским законодателем к образовательной деятельности[4]. И это логично — в противном случае деятельность по совместному исповеданию и распространению веры, для осуществления которой создаются религиозные объединения и которая включает в себя обучение религии и религиозное воспитание (п. 1 ст. 6 Федерального закона о свободе совести), подлежала бы лицензированию уполномоченным органом в соответствии с законодательством об образовании. Требование получения лицензии на осуществление образовательной деятельности сдерживало бы существенным образом религиозные объединения и, как следствие, приводило к ограничениям свободы совести и вероисповедания, которая в таких условиях перестала бы быть свободой.

Непризнание обучения религии и религиозного воспитания образовательной деятельности не означает, что государство никак не контролирует их. Законодатель налагает на них определённые ограничения. Так, обучение религии и религиозное воспитание не должны препятствовать получению гражданами обязательного образования. В противном случае религиозная организация может быть ликвидирована в судебном порядке. К неблагоприятным последствиям деятельности по воспрепятствованию получения обязательного образования относится также наложение судом запрета на деятельность религиозной организации или религиозной группы (ст. 14 Федерального закона о свободе совести). Законом предусмотрено также (п. 5 ст. 5), что обучение религии и религиозное воспитание осуществляются религиозными объединениями для своих последователей в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, и в формах, определяемых внутренними установлениями религиозных объединений.

Не относится к образовательной, но выполняет просветительскую функцию миссионерская деятельность, которой признается «деятельность религиозного объединения, направленная на распространение информации о своем вероучении среди лиц, не являющихся участниками (последователями) данного религиозного объединения, в целях вовлечения указанных лиц в состав участников (последователей) религиозного объединения, осуществляемая непосредственно религиозными объединениями либо уполномоченными ими гражданами и (или) юридическими лицами публично, при помощи средств массовой информации, информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" либо другими законными способами» (ст. 24.1 Федерального закона о свободе совести).

При анализе содержания указанных понятий следует учитывать нормы ст. 2 Федерального закона об образовании, которые определяют процессы образования, обучения и воспитания. В соответствии с ними процесс образования включает в себя процессы обучения и воспитания. Иными словами, образование, с одной стороны, и, с другой стороны — обучение и воспитание соотносятся как целое и его части.

Следовательно, религиозное образование мы рассматриваем как такую образовательную деятельность, содержательной особенностью которой выступает реализация знаний о религии и / или религиозных знаний[5]. Результатом в первом случае будет получение собственно религиозного образования, а во втором — религиоведческого[6].

Таким образом, по действующему законодательству религиозная организация регистрируется и осуществляет свою деятельность по совместному исповеданию и распространению веры в соответствии с Законом о свободе совести. Однако в тех случаях, когда для этих целей ею создается образовательная организация, то деятельность последней становится объектом лицензирования в соответствии с Законом об образовании (ст. 91).

Еще десять лет назад трудно было представить ситуацию, когда религиозная организация выступала бы участником образовательных правоотношений, сейчас же религиозные образовательные организации обладают правосубъектностью по российскому образовательному праву и реализуют ее, вступая в образовательные правоотношения, предоставляя религиозное образование — общее, профессиональное и дополнительное. Заметим, что в ряде постсоветских государств — соседей и союзников (Беларусь, Казахстан) религиозное образование продолжает оставаться объектом регулирования исключительно нормами законодательства о свободе совести. В этих странах религиозные образовательные организации не обладают правосубъектностью по образовательному праву, не могут стать участниками образовательных правоотношений и к ним неприменимо требование о лицензировании образовательной деятельности уполномоченными органами управления образованием.

Что же касается религиозных образовательных организаций, созданных и действующих в Российской Федерации, то на них в полной мере распространяются нормы законодательства о лицензировании, включая положения об аннулировании и приостановлении действия лицензии.

В соответствии с Федеральным законом «О лицензировании отдельных видов деятельности» от 4 мая 2011 г. № 99-ФЗ (ст. 20) действие лицензии может быть приостановлено в случаях:

– привлечения лицензиата (в нашем случае — религиозной образовательной организации) к административной ответственности за неисполнение в установленный срок предписания об устранении грубого нарушения лицензионных требований, выданного лицензирующим органом;

– назначения лицензиату административного наказания в виде административного приостановления деятельности за грубое нарушение лицензионных требований[7].

Действие лицензии приостанавливается лицензирующим органом — для религиозных образовательных организаций им могут быть Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки (Рособрнадзор) и органы исполнительной власти субъектов РФ, осуществляющие переданные полномочия РФ в сфере образования (лицензирующие органы субъектов РФ — Министерство образования Московской области, Комитет образования Санкт-Петербурга, Служба по лицензированию и надзору отдельных видов деятельности Республики Тыва и т.д.).

Если в течение установленного срока лицензиат не устранил грубое нарушение лицензионных требований, лицензирующий орган обязан обратиться в суд с заявлением об аннулировании лицензии. Таким образом, лицензия может быть аннулирована только по решению суда на основании рассмотрения указанного заявления. Действие лицензии прекращается со дня вступления в законную силу решения суда об аннулировании лицензии.

Обратимся за примером к судебной практике. Так, определением Верховного суда РФ от 29 июля 2020 г. № 308–ЭС20–10073[8] было отказано в передаче кассационной жалобы, поданной в Верховный суд РФ на ранее принятые судебные решения об аннулировании лицензии на осуществление образовательной деятельности, выданной Исламской религиозной организации — учреждению высшего профессионального религиозного образования «Исламский университет имени Имама Ашъари». — Университету была выдана бессрочная лицензия на ведение образовательной деятельности. При проведении плановой выездной проверки выявлены многочисленные нарушения и университету выдается ряд предписаний об их устранении. Однако нарушения лицензионных требований устранены не были, и последовали распоряжение о запрете приёма учащихся в университет и приостановление действия лицензии. В связи с неустранением в установленный срок выявленных нарушений Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки (Рособрнадзор) обратилась в арбитражный суд с заявлением об аннулировании лицензии. Суд принял решение об аннулировании лицензии на осуществление образовательной деятельности, выданной Исламскому университету имени Имама Ашъари. Судебное решение вступило в законную силу.

Особый интерес представляют судебные споры, связанные с уклонением от лицензирования религиозной организации, фактически осуществляющей образовательную деятельность. Так, из Определения Верховного суда РФ от 16 октября 2007 г. № 31–Г07–8 о ликвидации религиозной организации Библейский Центр Чувашской Республики христиан веры евангельской (пятидесятников)[9] следует, что данная религиозная организация осуществляла, среди прочего, и образовательную деятельность. Это было закреплено в её уставе, но при этом религиозная организация не имела лицензии на осуществление образовательной деятельности. Суду были предоставлены доказательства фактического осуществления ответчиком образовательной деятельности — заявления о приёме на работу в качестве преподавателей, рабочие графики занятий, листы успеваемости, дипломы с указанием оценок, выдаваемые обучающимся, и др. Анализируя все обстоятельства дела и доказательственную базу, суд пришел к выводу о том, что Библейский Центр осуществлял целенаправленный процесс воспитания и обучения по различным направлениям подготовки учащихся с итоговой аттестацией результатов обучения. Такая его активность подпадает под данное в законе определение образовательной деятельности, для ведения которой требуется получение лицензии от уполномоченных органов управления образованием. Заметим, что представители Библейского Центра в судебном заседании не оспаривали достоверность исследованных судом доказательств и соответствие их содержания фактическим обстоятельствам дела, но при этом давали им иную оценку, ссылаясь, в частности, на допущенную Центром ошибку в применяемой терминологии («диплом», «наименования предметов» и т.д.).

Еще одна категория судебных споров касается религиоведческого образования, которое в отличие от собственно религиозного образования может реализовываться в светских учебных заведениях — государственных и муниципальных образовательных организациях[10]. В связи с этим нередко возникают споры, связанные с возможными случаями нарушения принципа светскости образования. Современное толкование этого принципа формируется не только на государственном, но и на международно-правовом уровне. Особое значение для актуализации принципа светскости образования приобретает практика, формируемая Европейским судом по правам человека (ЕСПЧ). Отметим, что значение актов ЕСПЧ для правовой системы России[11] определяется рядом положений, зафиксированных как в международно-правовых актах, так и в российском законодательстве. Так, в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (ст. 46 «Обязательная сила и исполнение постановлений»), на Высокие Договаривающиеся Стороны возлагается обязательство исполнять окончательные постановления ЕСПЧ по любому делу, в котором они выступают сторонами. Такие решения ЕСПЧ обладают свойствами res judicata[12]. Вместе с тем, решения ЕСПЧ, в которых Россия не является стороной дела, формально не являясь для неё обязательными, не могут не оказывать влияние на формирование российской правовой политики. На это, среди прочего, указывают и положения Конституции РФ (ст. 46), гарантирующие каждому возможность в соответствии с международными договорами РФ обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты. Очевидно, что данная конституционная норма имплицитно отмечает значимость правовых позиций, формируемых такими межгосударственными организациями.

Одним из знаковых решений ЕСПЧ, связанных с принципом светскости образования, является постановление от 18 марта 2011 г., вынесенное в связи с протестом правительства Италии по делу «Лаутси и другие (Lautsi and others) против Италии» (жалоба № 30814/06)[13].

В основе данного дела лежит позиция заявителей о том, что использование религиозных символов при осуществлении учебного процесса в государственных образовательных учреждениях (в данном кейсе — нахождение католического распятия в помещении класса) является нарушением свободы совести применительно к несовершеннолетним и выражает предпочтения государства по отношению к конкретной религии в месте, где формируется сознание ребенка.

Первоначально ЕСПЧ усмотрел в действиях итальянских властей нарушение (постановление ЕСПЧ от 3 ноября 2009 г. по делу «Лаутси (Lautsi) против Италии»), посчитав, что власти обязаны соблюдать конфессиональный нейтралитет в условиях, когда посещение детьми учебных классов является обязательным вне зависимости от их религиозных убеждений. Впоследствии, рассмотрев протест Правительства Италии, ЕСПЧ посчитал недоказанным тот факт, что демонстрация распятия на стенах класса может оказать влияние на развитие учеников. Решение о размещении церковной символики в помещении государственной школы принимается государством, которое считает, что распятие является также символом таких ценностей, как свобода, равенство, человеческое достоинство и религиозная терпимость — ценностей, характерные для светского государства. ЕСПЧ назвал распятие «пассивным символом», в отличие от «активных символов», которыми, по его мнению, являются, например, дидактическая речь, проповедь или непосредственное участие в религиозном обряде.

В своем решении ЕСПЧ по сути ответил на вопрос о допустимости наличия распятия в классах государственных школ в связи с обязательством государства-участника, которое вытекает из положений Конвенции об уважении права родителей на обучение их детей в соответствии со своими религиозными и философскими убеждениями, а также соблюдения принципа государственного «нейтралитета и беспристрастности» в отношении исповедания различных религий, верований и убеждений (ст. 9 Конвенции, ст. 2 Протокола № 1).

ЕСПЧ высказался о необходимости уважать решения государства по вопросам места, отводимого религии, при условии, что эти решения не влекут какой-либо формы индоктринации[14] (п. 69 Постановления ЕСПЧ от 18 марта 2011 г. по делу «Лаутси и другие (Lautsi and others) против Италии»). Основываясь на своих ранее сформулированных правовых позициях, Суд посчитал, что решение о размещении распятий в классах государственной школы является вопросом, в отношении которого государство обладает свободой усмотрения. Вместе с тем, такое решение государства не свободно от контроля за ним со стороны ЕСПЧ, нацеленного на недопущение действий, которые приводили бы к индоктринации, то есть ретранслированию догм вероучения, передаче обучающимся базовых положений определённой религии.

Отметим также, что Российская Федерация совместно с несколькими государствами представила свою позицию по данному делу. В ней, в частности, указывалось на недопустимость смешения понятий «нейтралитет» и «секуляризм». В образовательной сфере поощрение светских начал в противоположность религиозным не является нейтральным, и государство не должно быть лишено части культурной идентичности только потому, что последняя имела религиозное происхождение[15].

Данное решение ЕСПЧ подтверждает используемое сегодня в российском законодательстве положение о том, что изучение религии (религиоведение) в государственных и муниципальных образовательных организациях не означает насаждения религиозной доктрины среди обучающихся (в терминологии ЕСПЧ — не является формой индоктринации).

Кроме того, рассматриваемое решение ЕСПЧ помогает разобраться и в других аспектах правового регулирования религиозного образования. Оно помогает, уяснить, что право на религиозные убеждения неразрывно связано с правом на образование, вне зависимости от того, какое образование получает человек — государственное или частное. Родители вправе требовать от государства уважения своих религиозных убеждений, но это должно соотноситься с их ответственностью за реализацию права детей на образование. В этих вопросах мнение большинства не должно преобладать, а необходимо достигать баланса, обеспечивающего справедливое и надлежащее отношение к другим позициям и избегать злоупотребления доминирующим положением[16].

По спорам в религиозном образовании особняком стоят дела о нарушении требований к школьной форме в связи с ношением религиозной одежды. Речь идет, прежде всего, о ношении хиджаба[17] в учебных заведениях.

Как известно, в Российской Федерации федеральным законодателем запрет на ношение хиджаба в образовательных организациях не установлен. В соответствии со ст. 38 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» государственные и муниципальные организации, осуществляющие образовательную деятельность по образовательным программам начального общего, основного общего и среднего общего образования, устанавливают требования к одежде обучающихся в соответствии с типовыми требованиями, утверждёнными уполномоченными органами государственной власти субъектов Российской Федерации. При этом сама организация, осуществляющая образовательную деятельность, вправе устанавливать требования к одежде обучающихся (к её общему виду, цвету, фасону, знакам отличия и т. д.) и правила её ношения. Соответствующий локальный нормативный акт принимается ею с учётом мнения совета обучающихся, совета родителей, а также представительного органа работников этой организации и (или) обучающихся в ней.

Министерство образования и науки РФ в 2013 г. подготовило «Модельный нормативный правовой акт субъекта Российской Федерации об установлении требований к одежде обучающихся по образовательным программам начального общего, основного общего и среднего общего образования» (письмо Минобрнауки России от 28 марта 2013 г. № ДЛ–65/08 «Об установлении требований к одежде обучающихся»[18]), в соответствии с которым:

– «единые требования к одежде обучающихся вводятся с целью «…устранения признаков социального, имущественного и религиозного различия между обучающимися…»;

– «внешний вид и одежда обучающихся государственных и муниципальных образовательных организаций должны соответствовать общепринятым в обществе нормам делового стиля и носить светский характер».

Несмотря на попытки регламентировать этот вопрос, конфликты на этой почве возникают часто. Так в октябре 2012 г. в одной из школ Ставропольского края возник конфликт между администрацией образовательной организации и родителями девушек-мусульманок. Причиной его стал запрет директора школы появляться обучающимся на уроках в хиджабе, который объяснялся тем, что школа является светским образовательным учреждением. Сразу же после возникновения конфликта правительство Ставропольского края утвердило основные требования к школьной одежде и внешнему виду учащихся, запрещавшие школьникам посещать занятия в религиозной одежде и головных уборах. Родители нескольких учеников обратились в суд с требованием отменить этот нормативный правовой акт, поскольку он, по их мнению, противоречит Федеральному закону «О свободе совести и религиозных организациях». Ставропольский краевой суд отказал в иске, указав, что единые требования к школьной одежде установлены в целях обеспечения светского характера образовательного процесса в школах и не могут рассматриваться в качестве ограничений свободы совести и вероисповедания. Заявители подали апелляционную жалобу в Верховный суд РФ. По результатам её рассмотрения 10 июля 2013 года коллегия Верховного суда РФ оставила решение краевого суда без изменений[19].

В 2014 г. в одной из сельских школ Мордовии разгорелся аналогичный конфликт после того, как правительство субъекта РФ утвердило требования к форме учащихся, запрещающие посещать занятия в одежде «с религиозными атрибутами». Представители мусульманской общины республики обратились в суд с иском о признании данного запрета незаконным. Верховный суд Мордовии отказал в удовлетворении заявления на том основании, что требования к внешнему виду обучающихся направлены на устранение признаков социального и религиозного различия между ними и создание деловой атмосферы, необходимой на занятиях[20].

Верховный суд РФ подтверждает правомерность запрета на ношение хиджаба в образовательном учреждении, принимаемого государственными органами субъектов РФ. Так, в своем определении по делу № 19-АПГ13–2 от 10 июля 2013 г.[21] Верховный суд РФ указал, что запрет на ношение религиозной одежды и головных уборов в помещении образовательного учреждения, не препятствуют получению заявителями образования, а в определении от 11 февраля 2015 г. № 15-АПГ14–11[22] он высказался о несостоятельности утверждений о том, что запрет носить в помещениях образовательных организаций головные уборы влечёт ограничение прав обучающихся, и подтвердил правомерность установления типовых требований к одежде обучающихся в государственных и муниципальных учреждениях.

Отметим, что споры о праве на ношение мусульманского платка в образовательном учебном заведении рассматривались и в ЕСПЧ: постановление от 29 июня 2004 г. по делу «Лейла Сахин (Leyla Sahin) против Турции» (жалоба № 44774/98), постановление от 4 декабря 2008 г. по делу «Догру (Dogru) против Франции» (жалоба № 27058/05), постановление от 4 декабря 2008 г. по делу «Керванджи (Kervanci) против Франции» (жалоба № 31645/04)[23] и др. В Суде обжаловались запреты на ношение хиджабов на территории университета и школы. Во всех случаях ЕСПЧ установил, что запрет на ношение хиджаба не подорвал сути права заявительниц на образование.

Формируемая в Российской Федерации правоприменительная практика по вопросам религиозного образования отражает основные особенности сформировавшегося на настоящий момент механизма правового регулирования, который с одной стороны, отличается дуализмом и предусматривает использование как актов законодательства о свободе совести, так и законодательства об образовании, а с другой стороны, находится под влиянием положений международного права по соответствующим вопросам.

Судебная практика ставит вопрос о совершенствовании российского законодательства в части норм о религиозном образовании. Назрела необходимость внесения в действующее российское законодательство ряда изменений — более полно и адекватно раскрыть на законодательном уровне принцип светского характера образования; включить в закон об образовании нормы, выводящих понятия «обучение религии» и «религиозное воспитание» из сферы образовательной деятельности; в понятийном аппарате законодательства четкое разграничить понятия «религиозное образование» и «религиоведческое образование»; создавать законодательную базу миссионерской деятельности и др.


[1] Более подробно позицию автора по этому вопросу см.: Ялбулганов А. А., Трошкина Т. Н. Развитие законодательного регулирования религиозного образования в Российской Федерации // Законы России. № 8. 2021. С. 80–88.

[2] Toledo Guiding Principles on Teaching about Religion and Beliefs in Public Schools // Organization for Security and Co-operation in Europe OSCE, Warsaw, OSCE/ODIHR, 2007. URL: http://www.osce.org/odihr/29154 (дата обращения: 05.09.2021).

[3] См., например: Обзор судебной практики по делам об административных право­нарушениях, предусмотренных статьей 5.26 "Нарушение законодательства о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях" Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях" (утв. Президиумом Верховного суда РФ 26.06.2019). Доступ: СПС «КонсультантПлюс»; Обобщение правовых позиций межгосударственных органов по защите прав и свобод человека и специальных докладчиков (рабочих групп), действующих в рамках Совета ООН по правам человека, по вопросу защиты права лица на образование / Управление систематизации законодательств и анализа судебной практики Верховного суда РФ. 2019. 45 с.; Обзор судебной практики Суда по вопросам вероисповедания. — Совет Европы / Европейский суд по правам человека. Опубликовано в 2011 году и обновлен в октябре 2013 г. URL: https://www.echr.coe.int/Pages/home.aspx?p=home (Case-law / Case-Law analysis / Case-Law Research reports).

[4] Ч. 1 и 5 ст. 5 Федерального закона от 26.09.1997 №125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» // СПС «КонсультантПлюс».

[5] См., например: Аскарова Г. Б. Религиозно-этическое просвещение учащихся в светской школе // Педагогика. 2005. № 1. С. 37–44; Геранина Г. А. Религиозное и религиоведческое образование: термины и дискуссии // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. 2016. № 3 (224).; Гильмидинова Т. В. Проблемы учёта специфики духовных образовательных организаций в законодательной практике Российской Федерации // Государственная служба. 2019. Том 21. № 6. С. 43–48; Головушкина М. В. Формирование основ духовно-нравственного воспитания // Гуманитарные науки, Педагогика. Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. № 2 (22). 2012.; С. 122–126; Козырев Ф. Н. Религия в современном образовании: основные понятия и типологии. Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Т. 14. Вып. 1. С. 222–237; Метлик И. В. Изучение религии в системе образования // Педагогика. 2003. № 7. С. 71–78; Мирошникова Е. М. Религиозное образование в современной России: проблема дефиниции и тенденции развития // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. 2017. № 24 (273); Понкин И. В. Правовые основы светскости государства и образования. М., 2003.

[6] О введении в оборот данных терминов см.: Геранина Г. А. Религиозное и религиоведческое образование: термины и дискуссии // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. 2016. № 3 (224). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/religioznoe-i-religiovedcheskoe-obrazovanie-terminy-i-diskussii (дата обращения: 15.08.2021).

[7] Действие лицензии, приостановленное в связи с привлечением лицензиата к административной ответственности за неисполнение в установленный срок предписания об устранении грубого нарушения лицензионных требований, возобновляется по решению лицензирующего органа со дня, следующего за днем истечения срока исполнения вновь выданного предписания, или со дня, следующего за днем подписания акта проверки, в котором устанавливается факт досрочного исполнения вновь выданного предписания. Если действие лицензии было приостановлено в случае назначения наказания в виде административного приостановления деятельности, то оно может быть возобновлено решением лицензирующего органа со дня, следующего за днем истечения срока административного приостановления деятельности лицензиата (ст. 20 Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности»).

[8] URL: https://legalacts.ru/sud/opredelenie-verkhovnogo-suda-rf-ot-29072020-n-308-es20–10073-po-delu-n-a15–....

[9] СПС «КонсультантПлюс».

[10] Например, в 1997 г. при факультете дополнительных педагогических профессий Курского государственного педагогического университета было открыто отделение «Религиоведение (православная культура)». В 2000 г. в этом же университете было открыто отделение «Религиоведение». В 2003 г. отделение «Религиоведение» было переименовано в отделение «Теология и религиоведение». В 2004 г. это отделение было преобразовано в факультет теологии и религиоведения. URL: https://kursksu.ru/faculties/view/teology (дата обращения: 18.09.2021).

[11] Российская Федерация ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод в 1998 г. (Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»).

[12] Res judicata (лат. — разрешенное дело) — окончательное решение полномочного суда, которое вступило в силу, является обязательным для сторон спора и не может быть пере­смотрено.

[13] СПС «КонсультантПлюс».

[14] Индоктринация (от англ. indoctrination) — передача фундаментальных положений религиозного учения.

[15] Сырунина Т. Лаутси (Lautsi) и другие против Италии. Постановление Большой Палаты Европейского суда по правам человека от 18 марта 2011 года // URL: https://academia. ilpp.ru/wp-content/uploads/2019/11/MP1–2–2012_Сырунина.pdf (дата обращения: 15.08.2021).

[16] Обзор судебной практики Суда по вопросам вероисповедания / Совет Европы. Европейский суд по правам человека. 2011. С. 15–19.

[17] Хиджа́б — (от араб. — за­ве­са) скры­ваю­щая ли­цо и фи­гу­ру оде­ж­да, на­де­вае­мая му­суль­ман­кой при вы­хо­де на ули­цу. Су­ще­ст­ву­ют раз­ные ви­ды хиджаба: на­кид­ка в ви­де ха­ла­та с лож­ны­ми ру­ка­ва­ми (паранджа), по­кры­ва­ло (чадра), го­лов­ной убор, за­кры­ваю­щий ли­цо (ни­каб) и т. д. В одних мусульманских странах (например, Саудовская Аравия, Йемен, Афганистан) его ношение является обязательным. В некоторых государствах, наоборот, его ношение запрещено законом — во Франции этот запрет касается образовательных учреждений, в ряде государств СНГ (Туркмения, Таджикистан, Узбекистан и др.) — государственной службы и образовательных организаций. В отдельных случаях может восприниматься как символ религиозной идентичности мусульманок (Большая российская энциклопедия. URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/4665044).

[18] URL: https://legalacts.ru/doc/pismo-minobrnauki-rossii-ot-28032013-n-dl-6508

[19] ТАСС. О запрете на ношение религиозной одежды в образовательных учреждениях РФ. Досье. 11.02.2015.URL: https://tass.ru/info/1759836 (дата обращения: 15.09.2021).

[20] Там же.

[21] URL: https://www.vsrf.ru/stor_pdf.php?id=1402936

[22] СПС «КонсультантПлюс».

[23] СПС «КонсультантПлюс». 


Библиографический список

1. Левицкая А. А. Основные характеристики современного этапа развития религиозного образования в российском обществе // Ученые записки Российского государственного социального университета. 2013. № 4 (117). Т. 1. С. 24–31.

2. Лобазова О. Ф. Религиозность в современной России: факторы динамики. М., 2008. — 160 с.

3. Метлик И. В. Религиозное образование Русской Православной Церкви и проблема его стандартизации в общеобразовательной школе // Вестник ПСТГУ. Серия «Педагогика. Психология». 2011. Вып. 4 (23). С. 7–24.

4. Насонкин В. В. Роль образования в формировании европейской идентичности // Alma mater. 2012. № 12. С. 25–29.

5. Петров С. А. Кризис религиозности. М., 2019. — 332 с.

6. Храмова Н. Г. Антропологическое пространство педагогической деятельности // Вестник Православной Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 4: Педагогика. Психология. 2012. Вып. 2 (25). С. 88–100.



Возврат к списку