Аннотация: в статье рассматриваются актуальные вопросы административно-правовой науки в их преломлении в сфере образования на основе Федерального закона от 29.12.2012 № 273 «Об образовании в Российской Федерации». Авторы дают общую характеристику основных методов административно-правового воздействия и исследуют особенности их применения в образовательных правоотношениях.
Ключевые слова: образование; методы воздействия; административно-правовое регулирование; правовой статус.
Принятие Федерального закона от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации»[1](далее — Закон) и его вступление в силу 1 сентября 2013 г. создало множество интересных тем для обсуждения. Известные ученые вновь задумались о теоретическом обосновании правового регулирования российского образования, содержания его нормативных основ. Выявилась новая охранительная функция образовательного законодательства, актуализировалась проблема конкретизации законодательных норм об образовании. Создан институт защиты прав и законных интересов участников образовательных отношений, усилена процедурная составляющая правоприменительной деятельности в образовании. Это и многое другое в контексте пристального внимания ученых и политического руководства к оптимизации и повышению эффективности применения регулятивных и охранительных методов влияния исполнительной власти на социальные процессы[2]побудило нас сосредоточиться на исследовании методов воздействия, применяемых и применимых в образовательных отношениях согласно новому Закону.
Для начала небольшой исторический экскурс. На протяжении целого ряда лет, с середины 90-х годов, в юридических и педагогических кругах велась дискуссия о роли и месте образовательного права, о самом праве его на существование[3]. Зачастую она даже переставала быть политкорректной. Но если в одном случае это просто становилось незабываемым историческим фактом, как, например, дискуссия Е. А. Суханова и В. М. Сырых на конференции в МГУ им. М. В. Ломоносова, то в других случаях это могло серьезно повлиять как на судьбу отдельно взятого исследователя[4], так и на перспективы целого научного направления (утверждение образовательного права как научной специальности также не состоялось).
Между тем споры об образовательном праве и, как следствие, о его нормативном проявлении, методе правового регулирования образовательных отношений, допустимых и применимых методах воздействия в сфере образования имеют очень важный прикладной аспект для огромного числа участников образовательных отношений. Сочетание запрета, дозволения и предписания, их конкретное проявление в той или иной сфере государственного регулирования так же, как и предмет воздействия, дает определяющую характеристику отрасли.
Основные аргументы оппонентов концепции образовательного права сводятся к тому, что у образовательного права нет своего предмета, а следовательно, и своего метода правового регулирования, то есть отсутствуют основные системообразующие признаки. Отсылая всех заинтересованных читателей к еще более многолетним дискуссиям о предмете, методе и делении права на отрасли вообще к авторитетным российским источникам[5], признаем: есть много позитивного в том, что развитие образовательного права происходит в статусе подотрасли административного права. Воспитательное воздействие императивного метода регулирования в сфере образования трудно переоценить.
Правовое регулирование высшего образования в России, развивающегося в контексте Болонского соглашения, вполне может быть выстроено в соответствии с общеевропейскими подходами. Так, отмечается, что для зарубежного административного права регулирование управленческих структур или административной деятельности не является самоцелью. В ряде стран (Великобритания, Франция, Германия) внутриучрежденческие правила, регулирующие управленческую деятельность, вообще не считаются правовыми и не могут быть применены в суде. «Правовому регулированию подвергается административная деятельностьвне административного учреждения.Не наделение администрации полномочиями, а ограничение административной деятельности нормами права и контроль за их соблюдением — вот главное предназначение этой отрасли»[6]. В этом нам видится и основное назначение усовершенствованного российского образовательного законодательства.
Известно, что для отрасли (если вообще соглашаться с делением права на отрасли в традициях российской юридической науки) характерен специфический юридический режим правового регулирования, включающий метод и механизм регулирования, которые проявляются, прежде всего, в особенностях правового статуса субъектов[7]. Правовое положение основных участников образовательных отношений в системе высшего образования — вузов, студентов, научно-педагогических работников — действительно имеет значительную специфику. Основной особенностью правового положения вузов является режим автономии, а отличительной чертой статуса студента — возможность, наряду с необходимостью подчиняться администрации вуза и преподавателям, равноправных отношений с преподавателями в процессе обучения, понимаемого как совместный поиск истины, проведения научных исследований и реализации вузовского самоуправления. В остальном их статус вписывается в традиционные схемы административного и отчасти гражданского права.
Как уже было сказано выше, в настоящее время мы видим место образовательного права в системе права административного, и образовательное законодательство также несет в себе черты административно-правового регулирования. Убедительным подтверждением тому — новый закон об образовании с усилением императивной составляющей.
Методом административно-правового воздействия является определенная нормами административного права система влияния органов исполнительной власти (государственной администрации) на социальную среду при помощи дозволений, запретов, позитивных обязанностей, транслируемых ими в рамках установленных методик юридических средств (предписаний и действий по их исполнению), в целях реализации публичных функций[8]. При этом каждый конкретный метод может быть рассмотрен через системные категории совокупности процессов, функциональной структуры, организованности материала, охваченного этой структурой или этими процессами. А морфологическая структура методов включает способ и средство регулирования, наполняемые конкретными приемами, процедурами, мерами влияния на общественные отношения[9].
Простое «наложение» этих определений и характеристик на сферу образования позволяет выявить в качественно обновленном законодательстве возможности применения методов административно-правового воздействия в образовании как в процессе осуществления собственно управленческих функций органами исполнительной власти, так и в самих образовательных правоотношениях.
К примеру, административно-правовое регулирование, направленное на стабилизацию исследуемых отношений, связанное «с установлением стандартов поведения и определением субъектно-объектных предпосылок деятельности», которое осуществляется посредством принятия нормативных правовых актов, актов индивидуального регулирования, правоприменительных актов, начинается «с удостоверения статутного состояния»[10]. Образовательные отношения, которые формируются на стадии приема в образовательные организации, также начинаются с уяснения и удостоверения «статутного состояния» всех участников. Объем соответствующих норм в новом законе существенно увеличен. Наиболее принципиальные новации коснулись юридических лиц, осуществляющих образовательную деятельность, начиная с замены родового понятия «образовательное учреждение» понятием «образовательная организация».
Глава 3 анализируемого закона упрощает выход на рынок образовательных услуг всех желающих: появляется понятие «организация, осуществляющая обучение», образовательную деятельность могут также вести индивидуальные предприниматели (ст. 21). Любая образовательная организация по-прежнему создается в форме, установленной гражданскимзаконодательствомдля некоммерческих организаций: учреждение, некоммерческое партнерство, автономная некоммерческая организация либо частное образовательное учреждение.
Все особенности создания и регистрации образовательных организаций закреплены в ст. 22 Закона, новая классификация и новые типы образовательных организаций — в ст. 23. Для статуса вузов или образовательных организаций высшего образования принципиально значимой является возможность использовать название «университет» только в случаях, прямо предусмотренных в законе. В частности, это допустимо для ведущих классических университетов Российской Федерации, к которым относятся Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова и Санкт-Петербургский государственный университет, а также для образовательных организаций высшего образования, получивших категорию «федеральный университет» или «национальный исследовательский университет» (ст. 24 Закона). Сегодня их 29[11]. Не может не обратить на себя внимание то обстоятельство, что статус НИУ в разные годы присваивался университетам актами, отличающихся друг от друга по своей юридической силе и по компетенции издавших их органов. Представляется, что подобное невозможно в странах с устойчивой администрацией и стабильными управленческими функциями.
В наименовании образовательной организации могут быть отражены особенности осуществляемой образовательной деятельности (уровень и направленность образовательных программ, интеграция различных видов образовательных программ, содержание образовательной программы, специальные условия их реализации и (или) особые образовательные потребности обучающихся), а также дополнительно осуществляемые функции, связанные с предоставлением образования (содержание, лечение, реабилитация, коррекция, психолого-педагогическая поддержка, интернат, научно-исследовательская, технологическая деятельность и иные функции) (ст. 23 Закона).
Впервые в истории правового регулирования российского образования в Законе должным образом закреплен особый правовой статус педагогических работников (гл. 5). Объем и многообразие составляющих его прав, свобод, гарантий и компенсаций, ограничений, обязанностей и ответственности убедительно свидетельствуют о том, что только специальный, «профильный» закон, а отнюдь не «всеобщий» Трудовой кодекс РФ может надлежащим образом отразить всю специфику педагогической деятельности. Это в равной степени относится к целому ряду норм нового закона об образовании, возвращающего логику и практику регулирования специальными нормами образовательных и связанных с ними иных общественных отношений во всех их проявлениях.
Однако ведомственное регулирование отношений в сфере науки, тесно связанной с образовательными отношениями, — в частности, по поводу присуждения ученых степеней и присвоения ученых званий, — на фоне образовательного законодательства существенно отстает по степени разработанности. Представляется, что этот нормативный пробел необходимо восполнить в ближайшее время. Хотя законодатель целенаправленно выводил правовое регулирование научной жизни образовательной организации из поля действия закона об образовании, и научная работа преподавателей вузов как часть их рабочего времени, и повышение квалификации научно-педагогических работников в формате защиты диссертации должны найти свое отражение в основном законе жизнедеятельности образовательных организаций для логического дополнения«субъектно-объектных предпосылок» их деятельности.
Статус обучающихся как основных субъектов образовательных отношений (ради них-то они, по сути, и складываются) также обрел некую завершенность в новом законе об образовании в аспекте административно-правового регулирования (он закреплен в гл. 4). Впервые на законодательном уровне перечислены основные категории обучающихся, от воспитанников до экстернов, предусматривается возможность специальных наименований для обучающихся, осваивающих дополнительные общеобразовательные программы в общеобразовательных организациях, имеющих целью подготовку несовершеннолетних граждан к военной или иной государственной службе (п. 2 ст. 33 Закона).
Ярким признаком административно-правового акта — аналога в этой части различных законов об образовании зарубежных стран и российского законодательства о государственной службе — является тщательная детализация статуса, проявляющаяся, к примеру, в праве на бесплатное получение зачетной книжки, а студентами — также и студенческого билета (п. 3 ст. 33 Закона), на пользование учебниками, учебными пособиями, средствами обучения и воспитания (ст. 35 Закона) и др.
Впервые отдельная статья Закона посвящена стипендиям и другим денежным выплатам, что, безусловно, должно разнообразить меры поддержки обучающихся и усилить гарантии ее адресного получения в установленном порядке. В отдельные статьи выделены организация питания, обеспечение вещевым имуществом, транспортное обеспечение. Очевидно, что соблюдение этих правил также должно быть предметом проверки органов, осуществляющих управление в сфере образования, прежде всего, департаментов контроля и надзора в образовании субъектов федерации, которым переданы соответствующие полномочия, как и соблюдение лицензионных требований.
Ранее мы уже подробно анализировали право обучающихся на предоставление жилых помещений в общежитии, закрепленное в ст. 39 Закона[12]. Это право слабо обеспечено материальными гарантиями, и нам еще далеко до зарубежных аналогов, однако с точки зрения развития образовательного законодательства и теории правового регулирования образовательных и связанных с ними отношений принципиально важно, что эта норма есть в законе об образовании.
Известный интерес представляют нормы ст. 43 Закона, обязывающие обучающихся «добросовестно осваивать образовательную программу, выполнять индивидуальный учебный план, в том числепосещать предусмотренные учебным планом или индивидуальным учебным планом учебные занятия(выделено нами), осуществлять самостоятельную подготовку к занятиям, выполнять задания, данные педагогическими работниками в рамках образовательной программы». Вот и кончилась дискуссия, отраженная, в том числе, во многих вузовских уставах до введения типового образца в конце 2000-х годов, о праве свободного посещения занятий студентами. Административно-правовой посыл закона об образовании не дает возможностей для различного толкования.
В то же время не вполне понятен отсылочный характер нормы цитируемой статьи о порядке применения к обучающимся и снятия с обучающихся мер дисциплинарного взыскания: согласно Закону, он устанавливается федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере образования. Следовательно, необходимо ждать подзаконного акта, хотя в законе «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» эти процедуры были закреплены в ст. 16. Представляется, что именно такую практику нужно было сохранить и в новом законе. Однако эта ситуация вполне вписывается в российские традиции административно-правового регулирования.
Вместе с тем впервые получили свое законодательное закрепление орган и процедуры защиты нарушенных прав и рассмотрения споров в сфере образования. Статья 44 Закона называет в качестве такого органа комиссию по урегулированию споров между участниками образовательных отношений. Она создается «в целях урегулирования разногласий между участниками образовательных отношений по вопросам реализации права на образование, в том числе в случаях возникновения конфликта интересов педагогического работника, применения локальных нормативных актов, обжалования решений о применении к обучающимся дисциплинарного взыскания» (п. 2).
Комиссия по урегулированию споров между участниками образовательных отношений создается в организации, осуществляющей образовательную деятельность, из равного числа представителей совершеннолетних обучающихся, родителей (законных представителей) несовершеннолетних обучающихся, работников организации, осуществляющей образовательную деятельность. Решение комиссии является обязательным для всех участников образовательных отношений, подлежит исполнению в сроки, предусмотренные указанным решением, и может быть обжаловано в установленном законодательством Российской Федерации порядке.
Порядок создания, организации работы, принятия решений комиссией по урегулированию споров между участниками образовательных отношений и их исполнения устанавливается локальным нормативным актом.
В этой связи необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что новый закон по-прежнему содержит значительное количество отсылочных норм, прежде всего к локальным нормативным актам организации, осуществляющей образовательную деятельность. Возникает правомерный вопрос: кто в образовательной организации сможет подготовить должным образом необходимые локальные нормативные акты надлежащего качества? Вряд ли везде есть юристы необходимой квалификации. Привлечение сторонних специалистов может стать выходом из положения, если образовательные организации найдут средства и требуемых профессионалов. Таким образом, очевидным и наиболее приемлемым вариантом становится наличие некоего образца, рекомендованного или утвержденного учредителем либо федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере образования. Мы также настаиваем на необходимости создания центров образовательного законодательства в каждом регионе. Подобный центр мог бы оказывать необходимую консультационную помощь, в том числе при разработке локальных актов.
Возвращаясь к собственно методам административно-правового воздействия, отметим, что все вышеизложенное позволяет также говорить о методахдинамизации, или методах управленческого воздействия в образовании. Они охватывают способы, средства, процедуры деятельности, связаны с подготовкой и реализацией управленческих решений. При этом возможно использование косвенных регулирующих механизмов и оппозиционных методов прямого руководства. В первом случае заинтересованное лицо самостоятельно выбирает вариант поведения, а представитель администрации заверяет его соответствие тем или иным требованиям.
Инициатива невластного субъекта при вступлении в административные правоотношения может быть основана на методах административно-правовой регламентации публичной активности, применяемых в целях защиты прав и законных интересов субъектов, общественной и государственной безопасности от неправомерной и неосновательной практики отдельных лиц или их объединений, либо на методах административного содействия, применяемых в целях обеспечения реализации прав и законных интересов лиц, оказавшихся в небезопасной или затруднительной ситуации, при которой ухудшаются условия их жизнедеятельности и функционирования, а вследствие десоциализации и разрушения институциональных связей возникают угрозы безопасности.
В этом контексте можно отметить новое важное средство управленческого воздействия на оптимизацию учебного процесса, одновременно являющееся и способом защиты прав и законных интересов участников образовательных отношений. Это процедуры промежуточной и итоговой аттестации обучающихся (ст.ст. 58 и 59 Закона).
Принципиально важным для всех участников образовательных отношений становится правило, согласно которому обучающиеся, имеющие академическую задолженность, вправе пройти промежуточную аттестацию по соответствующим учебному предмету, курсу, дисциплине (модулю) не более двух раз в сроки, определяемые организацией, осуществляющей образовательную деятельность, в пределах одного года с момента образования академической задолженности. В указанный период не включаются время болезни обучающегося, нахождение его в академическом отпуске или отпуске по беременности и родам. Для проведения промежуточной аттестации во второй раз образовательной организацией создается комиссия (п.п. 5–6 ст. 58 Закона). Таким образом, обучающийся фактически имеет право трижды пройти промежуточную аттестацию по любому предмету. Эта норма должна внести значительные изменения в систему обучения — нельзя отчислить обучающегося, если он не исчерпал все свои возможности пересдачи. Однако необходимо предусмотреть и гарантии прав педагогических работников в этой ситуации — процедуры оформления пересдачи, условия и порядок формирования комиссии, оплату труда или учет дополнительной учебной нагрузки.
Переходя от частного к общему, отметим, что новый закон об образовании использует совершенно верный в методологическом плане категориальный аппарат, разграничивая управление, регламентацию, регулирование отношений в сфере образования. Его несомненным достижением можно также считать то, что в качестве самостоятельных методов реализации административно-политических решений в сфере образования выбрана правильная последовательность управленческих решений, связанных с осуществлением стратегического планирования развития системы образования, принятия и реализации соответствующих программных документов различного уровня.
Необходимо учитывать, что Программа действий Правительства РФ одной из важных задач повышения эффективности деятельности органов государственной власти предусматривает запуск системы стратегического планирования, обеспечивающей координацию приоритетов социально-экономического развития и бюджетной политики в рамках формирования и реализации государственных программ[13]. Иначе говоря, должен быть избран достаточно гибкий способ в регламентации соответствующих образовательных отношений уже не на основании федерального закона, а программно-стратегических правительственных решений и актов органов исполнительной власти, иных структур государственного управления.
Вместе с тем в регламентации образовательных отношений имеется принципиальный «подводный камень»: это вопрос о том, насколько влиятельным должно быть вмешательство административных структур в систему образования. Видный российский мыслитель А. С. Хомяков отмечал, что «в число прямых обязанностей правительства, верно выражающего законные требования общества, входит устранение всего, что противно внутренним и нравственным законам, лежащим в основе самого общества, и в удовлетворении тех потребностей, которые само общество ещё не может удовлетворить вполне»[14]. Понятно, что таким образом отражена духовно-нравственная позиция авторитетного общественного деятеля, но если обратить внимание на весь образец системы управления образованием, закономерно возникает вопрос — почему мониторинг, независимую оценку качества образования, общественную и общественно-профессиональную аккредитацию, а также подготовку и повышение квалификации руководителей и педагогических работников образовательных организаций отнесли к управлению системой образования?
Перечисленные инструменты характеризуют саму организацию образовательной деятельности, но не управление ею. Можно характеризовать представленные методы регулирования как элементы образовательного менеджмента[15], направленные на выполнение и оптимизацию работ в системе образования, поэтому, видимо, следовало разделить методы управления (администрирования) в сфере образования и направления образовательной деятельности с характерными для них средствами улучшения педагогического труда, воспитательной работы, методического обеспечения и т. д.
Если принять во внимание данный постулат, то проблемными выглядят подходы к государственной регламентации образовательной деятельности. Лишь три из них закреплены в ст. 90 анализируемого закона. А разве определение статуса, регистрация, установление образовательных стандартов, демонополизация рынка образовательных услуг, наконец, применение мер принуждения к субъектам образовательной деятельности не следует отнести к методам ее регламентации? В этой части юридическая техника закона оставляет желать лучшего, однако, если бы законодатели создали полноценные ассоциации норм, стало бы заметно, что наличие столь развернутой системы методов администрирования в системе образования вряд ли соответствует принципу современной российской административной политики — снижению административных барьеров, а не просто использованию их стандартного набора.
Остановимся на двух наиболее распространенных и трудоемких процедурах, выступающих существенными административными барьерами в образовательной деятельности: лицензирование и аккредитация. Относительно этих двух инструментов хотелось бы определить пределы их применения, а также требования и условия к их реализации.
Статья 91 Закона определяет, что образовательная деятельность подлежит лицензированию в соответствии с законодательством Российской Федерации о лицензировании отдельных видов деятельности с учетом особенностей, установленных этой статьей. В свою очередь ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 4 мая 2011 г. № 99-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности»[16](далее — Закон о лицензировании) устанавливает, что лицензирование отдельных видов деятельности осуществляется в целях предотвращения ущерба правам, законным интересам, жизни или здоровью граждан, окружающей среде, объектам культурного наследия (памятникам истории и культуры) народов Российской Федерации, обороне и безопасности государства, возможность нанесения которого связана с осуществлением юридическими лицами и индивидуальными предпринимателями отдельных видов деятельности. Осуществление лицензирования отдельных видов деятельности в иных целях не допускается.
Закономерно возникает вопрос: если лицензированию подлежит абстрактным образом именуемая «образовательная деятельность»[17], то все ли ее виды отвечают вышеперечисленным критериям, например, обучение по таким направлениям подготовки бакалавриата, как философия, история, журналистика, реклама и связи с общественностью, филология, изящные искусства и т. п. В действительности очень мало видов и направлений образовательной деятельности, которые объективно требуют лицензирования; в остальных случаях, безусловно, не следует отпускать образовательную ситуацию на самотек, но достаточными будут механизмы саморегулирования, корпоративной оценки для признания уровней профессиональной компетентности субъектов системы образования.
Следующий аспект. В качестве лицензионных требований определено наличие условий для охраны здоровья обучающихся, санитарно-эпидемиологического заключения, безопасных условий обучения, воспитания обучающихся, присмотра и ухода за обучающимися. Но почему забыты требования противопожарной безопасности, экологические, градостроительные, энергосбережения, радиационной безопасности, защиты от чрезвычайных ситуаций и т. д.? Прямого отношения к системе лицензирования именно образовательной деятельности такие требования не имеют — это унифицированные инфраструктурные требования, которые предъявляются к любому виду деятельности, их равным образом следует соблюдать в сфере культуры, промышленности, таможенного дела и т. д. Большинство перечисленных требований оговорено в специальном законодательстве, вряд ли обоснованно опять о них упоминать в законодательстве о лицензировании образовательной деятельности.
Дискуссионным представляется и выполнение такого лицензионного требования, как наличие разработанных и утвержденных организацией, осуществляющей образовательную деятельность, образовательных программ. Насколько формализованным должно быть наполнение данной программы? В большинстве случаев имеются стандартные установки, которые некоторым образом трансформируются под специфику образовательной организации, а порой попросту многократно переписываются в различных корпоративных документах лишь с заменой отдельных слов. Дополнительные профессиональные программы вообще моделируются под каждый новый договор, хотя могут в основе иметь некий универсальный аналог — от основной образовательной профессиональной программы до программы профессиональной переподготовки, из которой под конкретный заказ используется один или несколько модулей либо комбинация дисциплин.
Как согласовать эти требования с ч. 3 ст. 47 Закона: «Педагогические работники пользуются следующими академическими правами и свободами: 1) свобода преподавания, свободное выражение своего мнения, свобода от вмешательства в профессиональную деятельность; 2) свобода выбора и использования педагогически обоснованных форм, средств, методов обучения и воспитания; 3) право на творческую инициативу, разработку и применение авторских программ и методов обучения и воспитания в пределах реализуемой образовательной программы, отдельного учебного предмета, курса, дисциплины (модуля)». Стоит ли формализовать эти достижения современного законодательства об образовании в образовательных программах и видах учебно-методических документов или достаточным будет сослаться на их наличие? Некоторые их них вообще не формализуются (к примеру, как можно формализовать организационно-деятельностную игру?[18]). Общий вывод по обсуждаемому требованию простой: образовательные программы и их учебно-методическое обеспечение — забота самой образовательной организации, вряд ли стоит включать их наличие как лицензионное требование. Кстати сказать, такая трансформация позволит высвободить органы государственного контроля (надзора) и сэкономить ресурсы, расходуемые на проведение проверок, которые не влияют на механизм лицензирования, но отвлекают массу человеко-часов служебного времени и бюджетных средств.
Безусловно, стоит обсудить вопрос о соотношении лицензирования и аккредитации. Лицензирование направлено на подтверждение соответствия деятельности лицензионным требованиям и условиям, которые в большинстве своем основываются на требованиях государственных образовательных стандартов, и аккредитация связана также с подтверждением соответствия федеральным государственным образовательным стандартам образовательной деятельности(ч. 2 ст. 92 Закона). Если уж быть совсем точным, государственный контроль (надзор) в сфере образования связан с тем же самым.
Вообще говоря, аккредитация в национальной системе аккредитации — подтверждение национальным органом по аккредитации соответствия юридического лица или индивидуального предпринимателя критериям аккредитации, являющееся официальным свидетельством компетентности юридического лица или индивидуального предпринимателя осуществлять деятельность в определенной области аккредитации[19]. Как видим, уж очень похоже на лицензирование. В свою очередь аккредитация, о которой идет речь в законодательстве об образовании, — это одна из процедур, используемых в терминологии законодательства о техническом регулировании. Зачем использован явный дефект юридической техники, причем не в первый раз, не одно десятилетие? По всей видимости, какие-то из административных процедур явно излишние. Может быть, достаточно одной?
Подводя некоторые итоги и предвидя развитие дискуссии с надеждой на ее конструктивный характер, отметим, что Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» при безусловно компромиссном характере его содержания стал важным шагом в совершенствовании правового регулирования образования, в развитии и дальнейшей демократизации административно-правовых отношений. Даже консервативное европейское общество по инженерному образованию IGIP, ежегодно собирающее в разных странах мира представительные международные конференции, включило в 2014 г. (и мы надеемся, не без российского влияния) в повестку ежегодной конференции секцию «Роль государственной политики в инженерном образовании». Роль государственной политики в российском образовании невозможно переоценить. Следует ее изучать, прогнозировать и грамотно проецировать на повседневную жизнь многочисленных участников образовательных отношений.
