Многочисленные факты свидетельствовали о живом внимании и участии Александра I в делах образовательного ведомства. Главной его заботой являлось создание единой целостной системы образовательных учреждений, подчиненной гибкому государственному руководству. Однако вскоре либеральная политика Александ-ра претерпела крутой поворот, и в 1815 г. был создан Священный союз, ставший оплотом реакции в Европе. В ходе эволюции внешней и внутренней политики Александра I происходили сдвиги в образовательной политике России, сопровождавшиеся резким усилением влияния церкви на сферу образования и созданием Министерства духовных дел и народного просвещения, учрежденного манифестом 24 октября 1817 г. Министром стал князь А. Голицын, близкий друг Александра, обер-прокурор Священного Синода.
В деятельности министерства произошел крутой поворот от тех принципов, что были положены в основу деятельности образовательного ведомства первой полосы. Теперь главным приоритетом в работе министерства явилась задача «основать народное воспитание на благочестии, согласно с актом Священного союза». Прежние деятели вытеснялись представителями новой волны, такими, как Магницкий (попечитель Казанского округа), Рунич (ставший вскоре попечителем столичного округа) и другие. Будучи не согласным с идеями Голицына, ушел с поста попечителя столичного учебного округа Уваров. Учиненный Магницким и Руничем разгром Казанского и Санкт-Петербургского университетов завершил поворот в образовательной политике Александра I от либерализма к консерватизму. Идеология просвещенного абсолютизма, с которой начинались реформы в образовании, столкнувшись с реалиями русской жизни, потерпела крах.
Следует отметить, что вместе с отказом от либерализма в образовательной политике возникла и утверждалась в общественном мнении идея государственного контроля за ходом учебного процесса. Необходимость строгого наблюдения за преподаванием наук в университетах все более проникала в сознание руководителей Министерства народного просвещения. После 1816 г. она осознавалась так же единодушно, как прежде составители первого устава разделяли идею полной свободы преподавания, считая ее главным условием процветания университетов. И все же поначалу предложение об обязательном составлении профессорами кратких энциклопедических обозрений по наукам, не имеющим печатных руководств или учебников, не было поддержано. Это решение было принято уже министром А. С. Шишковым в 1824 г.
При новом министре произошло резкое ужесточение литературной цензуры и был создан комитет для проверки действу-ющих учебников. Чтобы оценить глубину произошедших перемен, напомним, что с воцарением Александра все имевшиеся цензурные ограничения были отменены, как совершенно несогласные с либеральными настроениями царя и нового правительства доставить обществу «все возможные способы к распространению полезных наук и художеств». 31 марта 1801 г. было отменено запрещение ввозить из-за границы всякие произведения печати, а в начале следующего года были уничтожены органы цензуры в городах и при портах. Обязанности центрального цензора были возложены на Министерство народного просвещения, а на местах, как было записано в упомянутых «Предварительных правилах народного просвещения», «цензура всех печатаемых в губернии книг принадлежит единственно университетам, коль скоро они в округах учреждены будут».
Теперь, вслед за изменением внутренней и внешней политики, резко изменилась и политика в области цензуры. Специальной инструкцией университетам предписывалось «из учебников исключить все, что может внушить нежелание исполнять обязанности перед семьей и государством, все, что противоречит христианскому учению» и чего можно достичь с помощью «спасительного соответствия между верой, знанием и авторитетом государства». В печати запрещалось рассуждать о политике, об основах государственного устройства и социальных проблемах. Вольнолюбивые стихи Пушкина едва не стоили ему ссылки в Сибирь, и только заступничество Карамзина и Жуковского помогло смягчить кару, которая ограничилась ссылкой в Кишинев.
Уместно будет напомнить, что правление Александра I доныне не нашло однозначной оценки историков. Но преоблада-ющей в многоцветной их гамме является все же негативная, особенно относительно конца его государственной деятельности. Активным неприятием отличалось отношение к его личности в среде интеллигенции, в частности литераторов. Известны проникнутые острой неприязнью к императору эпиграммы видного поэта - героя Отечественной войны Дениса Давыдова. Таковы и горькие, исполненные глубокого презрения строки из 10-й главы «Евгения Онегина»: «Властитель слабый и лукавый, / Плешивый щеголь, враг труда, / Нечаянно пригретый славой, / Над нами царствовал тогда». Не понятый до конца современниками, Александр I и кончил свои дни бесславно, породив недобрую, колючую фразу: «Всю жизнь в дороге, и умер в Таганроге».
И все же, несмотря на неуравновешенный и противоречивый характер царя и крутой поворот, произошедший в его мировоззрении и политическом курсе, он оставил глубокий след в истории русской культуры и народного просвещения, и личность его явно не вписывается в рамки однозначно негативных оценок. Слишком велик его личный вклад, как и вклад его соратников и современников, в дело культурного возвышения страны, которым было отмечено его правление.
Поэтому нельзя не согласиться с автором биографической справки в словаре Брокгауза и Эфрона: «В ряду русских государей Александр I занимает высокое место; он принадлежит не только русской, но и всемирной истории. Нельзя излагать внешней и внутренней истории многих государств того времени (Пруссии, Австрии, Германского Союза, Франции) без обращения к личности этого монарха. Он не удержался на достигнутой его народом высоте, и его не называют великим, но имя "благословенного" долго держалось в памяти народной. Державин был прав в своем предсказании: Александр на престоле остался человеком; в нем не было самомнения, самонадеянности, столь частых в его положении; он весь был сомнения и колебания. В области свободы гражданской он не уничтожил крепостного права, но первый положил конец распространению этого уродливого явления русской жизни и продолжал начатое отцом вмешательство государственной власти в отношения между помещиками и крестьянами. В области политической он первую половину своего царствования искренне хотел дать ее русскому народу, во вторую только иногда говорил об этом; во всяком случае, он много содействовал развитию либеральных идей в России» (Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 1. 1991. С. 168-169).
К сказанному можно добавить, что сам Александр, став поначалу первым августейшим либералом, позже, круто изменив воззрения, породил декабристов, первых истинных революционных либералов, романтиков и героев, страстно желавших народу свободы и процветания. И расстрел на Сенатской площади в декабре 1825 г. прозвучал поминальным салютом над его могилой. И, несмотря на все противоречия этой сложной исторической фигуры, не лишним будет доброе слово о выдающейся роли Александра I в становлении и развитии русской образовательной системы, основные краеугольные камни которой были заложены именно в годы его правления.
Процесс реализации первого устава проходил сложно и противоречиво, с первых шагов столкнувшись с противодействием и в центре, и на местах. И не всегда оно объяснялось полицейскими соображениями, как об этом чаще всего пишут. Очень скоро выяснилось, что наибольшее отторжение вызывали нормы и принципы первого устава, которые несли на себе следы протестантской этики, нетерпимые в православной по преимуществу стране. Адаптация их к традиционным в России нормам и формам заняла целую эпоху, которая доныне вызывает разногласия среди специалистов и составляет не только исторический, но и немалый практический интерес и заслуживает специального исследования. Деятельность министерств вызывала серьезные нарекания и критику не только со стороны рядовых подданных, которых она коснулась прежде всего и которые открыто выражали недовольство, но и высокопоставленных лиц. Брат государственного канцлера империи граф С. Р. Воронцов, бывший послом в Лондоне, писал Ф. В. Ростопчину, что Россия, устоявшая в борьбе с сильным внешним врагом, едва ли устоит против внутренней неурядицы, порожденной учреждением министерств.
Наиболее ярко это мнение выразил придворный историограф Н. М. Карамзин, который писал: «Движимый любовью к общему благу, Александр хотел лучшего, советовался и учредил ми-нистерства, согласно с системою правительств иностранных. …Перемены сделанные не ручаются за пользу будущих: ожидают их более со страхом, нежели с надеждою, ибо к древним государственным зданиям прикасаться опасно. Россия существует около 1000 лет и не в образе дикой орды, но в виде государства великого, а нам все твердят о новых образованиях, о новых уставах, как будто мы недавно вышли из темных лесов американских!» (Карамзин Н. М.Записки о древней и новой России // Сборник материалов по истории исторической науки в СССР (конец ХVIII - первая треть ХIХ в.). М., 1990. С. 89-90). Крупный русский ученый и художник смог различить в модных новациях грозящую стране опасность и сквозь толщу веков заглянуть далеко вперед, даже в наши дни, и его предостережение кажется актуальным доныне.
Жизнь очень скоро убедила, что православная Россия не в полной мере принимает принципы и нормы университетской демократии Запада, проникнутые духом либерализма и протестантской этики. И сразу же началась полоса адаптации заемных форм и выработки норм, адекватных национальным традициям и принятым в стране государственным и общественным формам. Так, в дополнение к провозглашенным академическим свободам по инициативе Сперанского 6 августа 1806 г. был принят специальный указ, обязывающий отроков дворянского служивого сословия получать высшее образование и таким образом вторгавшийся в частную жизнь подданных, ограничивающий свободу, в том числе академическую, молодежи.
В соответствии с этим указом чиновники обязывались иметь свидетельство об окончании университета по установленной программе. Требовалось знать один иностранный язык, естественное, римское и гражданское право, отечественную историю, географию, статистику, уголовные законы, иметь сведения по математике, физике. Так начинались российские государственные образовательные стандарты. В отличие от Германии, исповедовавшей идеи В. Гумбольдта о характере университетского образования, готовящего ученых и мыслителей, но не специалистов в какой-либо конкретной области деятельности и знания, в России с первых шагов определилась линия на профессионализацию университетского знания. В ходе реализации устава 1804 г. накапливались проблемы, и некоторые университеты вносили существенные поправки в действовавшие уставы, и даже были подготовлены новые. Так, в 1823 г. подготовил проект нового устава Санкт-Петербургский университет, в 1825 г. такой же проект нового устава подготовил Харьковский университет, в 1826 г. - Московский университет.
Курс образовательной политики начал существенно изменяться с приходом на пост министра адмирала А. С. Шишкова. По воспоминаниям современников, это был человек высокой культуры и образования, независимого характера, хранящий «священную память двенадцатого года». Окончив Морской кадетский корпус, он в ходе многочисленных плаваний по морям и океанам обогатил ум и память сильными впечатлениями и закалил характер. Еще в молодом возрасте он начал пробовать свои силы на литературном поприще, переводил с немецкого и французского, пытался сам сочинять драматические произведения. Позже, преподавая в Морском корпусе тактику, перевел с французского языка книгу «Морское искусство» и составил трехъ-язычный морской словарь. В 1796 г. он был избран в Российскую Академию и стал систематически заниматься научно-литератур-ным трудом. В 1803 г. появилось его нашумевшее «Рассуждение о старом и новом российском языке», признанное вкладом в историю русской литературы. В академии он стал одним из наиболее активных и предприимчивых членов. По его инициативе академия начала издавать с 1805 г. «Сочинения и переводы»; с 1807 г. он вместе с Державиным, Муравьевым, Хвостовым и другими устраивал литературные вечера, которые в 1810 г. превратились в литературное общество - «Беседу любителей русского слова».
В тревожные дни ожидания разрыва с Францией накануне Отечественной войны патриотическое чувство А. С. Шишкова вылилось в написанное в 1811 г. «Рассуждение о любви к отечеству». Автор даже опасался, что это резкое выступление будет выглядеть «смелым покушением, без воли правительства, возбуждать гордость народную». Но вместо ожидаемого «гнева царского» страстный патриотизм Шишкова доставил ему назначение на пост государственного секретаря, оставленный опальным Сперанским. Александр приблизил его «как искусного писателя-патриота, который мог горячим словом действовать на народную массу».
Политические убеждения и литературные интересы А. С. Шиш-кова заставляли его принимать близко к сердцу вопросы народного просвещения, особенно после того, как в 1813 г. он стал президентом Российской Академии. Отсутствие национального духа было, по его мнению, главным недостатком отечественного просвещения, источником «ложного направления всей русской культуры». Император, не разделявший многих его взглядов и оценок и не всегда к нему благоволивший, не мог не оценить его честности и патриотизма. И 15 мая 1824 г. А. С. Шишков был назначен министром народного просвещения. Правда, прослужил он недолго, 25 апреля 1828 г. в возрасте 74 лет он вышел в отставку, поэтому ему не удалось осуществить многое из того, что намечалось. Тем более что не все его идеи отвечали духу времени. Но и то из намеченного, что ему не удалось в свое время реализовать, как оказалось, в значительной мере впоследствии было востребовано жизнью.
Поэтому нелишним будет внимательно присмотреться к его многочисленным инициативам и новациям. Как и первый министр П. В. Завадовский, он принадлежал к числу активных деятелей екатерининской эпохи. Настроенный критически к либеральным начинаниям Александра I с молодыми соратниками из Негласного Комитета, он сетовал: «Признаюсь, что сия перемена, разрушившая постановление Петра Великого и Екатерины II, крепко меня опечалила: казалось мне, что многое после сего не устоит на своем месте и что новый порядок и новое преобразование вещей едва ли поведут нас по лучшему пути, нежели тот, который проложен был мудрыми монархами». Руководящий его принцип - народное образование должно быть национальным. На первом же заседании Главного правления училищ А. С. Шишков высказал свои взгляды на задачи министерства. Оно должно, по его мнению, оберегать юношество от заразы «лжемудрых умствований, ветротленных мечтаний, пухлой гордости и пагубного самолюбия, вовлекающих человека в опасное заблуждение думать, что он в юности старик, через то делающих его в старости юношею» (цит. по:Рождественский С. В.Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802-1902 гг. С. 166).
Наиболее трудно входили в русскую действительность академические свободы и университетская автономия, как признаки республиканского государственного устройства, несогласные с основами русской общественности. В среде университетской общественности усиливались настроения против чуждых принципов и норм университетской жизни. К тому времени уже были подготовлены проекты уставов Санкт-Петербургского и Харьковского университетов, а также замечания Московского университета к существующему уставу. Отражая накопившиеся настроения, А. С. Шишков задумал глубокую реформу всей образовательной системы, как он говорил, на принципах национальных, чуждых идеям философского либерализма графа П. В Завадовского и космополитического мистицизма князя А. Н. Голицына. С этой целью был образован особый комитет для пересмотра всех постановлений по учебной части и для составления проекта общего устава учебных заведений, включая и устав университетов.
Подводя итог сказанному, можно утверждать, что тезис А. Андреева об идентификации русского университета по немецкой классической модели не находит исторического подтверждения даже на начальном этапе университетского строительства. Заимствованный на Западе опыт был адаптирован к национальным традициям и условиям русской жизни. Особенности отечественного университетского строительства с первых его шагов явственно выделились из распространенной на Западе практики. Они отличались не легкими оттенками, незначительными или случайными признаками, а такими, которые принято называть коренными или родовыми. Среди этих последних прежде всего следует отметить выраженный государственный характер русского университетского строительства, причем высшие власти страны выступали в роли непосредственного гаранта и попечителя.
Русский университет изначально составил важную часть государственного механизма для воспроизводства квалифицированных кадров специалистов различных отраслей народного хозяйства и культуры и чиновников для государственной службы и потому располагал заметными правами и привилегиями. Отсюда проистекали такие важные конституирующие русскую модель признаки, как русское толкование принципов академических свобод и университетской автономии, обусловленное профессиональной направленностью университетов ограничение свободного выбора учебных курсов едиными общеобязательными учебными планами и программами, а также русская трактовка автономии, ограниченной всесильным попечителем учебного округа как недремлющего ока и щедрой длани государевой.
