Конец ХIХ в. и начало нового столетия, вплоть до 1917 г. — один из важнейших, переломных этапов в развитии отечественной высшей школы, что определяется его особым историческим местом между старым и новым временем в русском образовании. Именно на этот период пришелся наивысший взлет отечественных университетов, обеспечивший эпохальное наступление русских на всех направлениях научно-технического и культурного прогресса. Не случайно данной теме посвящена фундаментальная монография А. Е. Иванова «Высшая школа России в конце ХIХ — начале ХХ в.» (М., 1991), защищенная в 1992 г. в Институте истории РАН в качестве докторской диссертации. К сожалению, подготовленное уже в новейшее время исследование, при всех бесспорных достоинствах, не только не улучшает сложившееся в литературе положение, но, пожалуй, даже усугубляет его. Но нет худа без добра, и фундаментальный научный труд проливает свет на природу феноменального явления в историографии, которое можно объяснить аберрацией исторического зрения вследствие некорректной методологической оптики.

Работа оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, данное издание, как и многие другие работы известного исследователя истории отечественного образования, отличается тщательной проработкой темы вплоть до мельчайших деталей и богатой источниковедческой базой, открывающей неисчерпаемые возможности русской высшей школы. Но за спиной автора ощущается постоянное присутствие внутреннего цензора и слышен голос «ученого соседа», который по поводу всякой русской новации, выходящей за рамки принятых на Западе принципов и форм, как бы подсказывает: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Названная работа в этом плане представляет собой наиболее полное и законченное выражение противоречивости и непоследовательности методологии и методики исследования. И убедительно отвечает на вопрос, почему академическая наука оказалась не в состоянии выявить действительные достоинства отечественной высшей школы, сосредоточившись на поиске ее несовершенств, в то время как мир рукоплескал ее ярким победам.

Но это предмет особого разговора, который впереди. А пока ограничимся замечанием, что в научном исследовании, поставившем целью «воссоздать целостную картину системы образования Российской империи конца ХIХ — начала ХХ в.», не нашлось места для рассмотрения важных событий и явлений, вне которых вообще нельзя составить более или менее полное представление о русских университетах. В поле зрения автора не попало первое Всероссийское совещание вузовского актива, состоявшееся летом 1899 г. Не обратил никакого внимания автор и на совещание профессоров по университетской реформе, проведенной министерством в 1906 г. Трудно понять и причины, почему автор прошел мимо вузовской реформы, связанной с внедрением предметного метода организации учебного процесса, начатой в стране в 1906 г., но так и не получившей завершения в дореволюционной России. Та же судьба постигла официальное разъяснение Правительствующим Сенатом — высшим органом, располагающим правом общеобязательного толкования действующего законодательства, — пределов университетской автономии. Эти и подобные важные события, определяющие переживаемую эпоху, выведены за пределы исследования и вместо целостной картины читателю предъявлены отдельные фрагменты, не самые значимые, а скорее второстепенные.

На рубеже столетий с особой силой подтвердился тезис В. В. Путина о главном преимуществе русских университетов, обеспечившем их высокий статус в современном мире. А оно состояло в том, что в России проблемы высшей школы изначально решались на самом высоком политическом уровне. Российские университеты пошли своим путем и в полной мере использовали не только огромной силы административный ресурс, как теперь говорят, но и, что особенно важно, накопленный в мире опыт университетского строительства. Создав единую систему, в которую вошли академия, университет и гимназия, и «таким образом одно здание с малыми убытками, тое же бы с великою пользою чинило, что в других государствах три разные собрания чинят»,Петр I основал принципиально новую модель высшей школы.Ломоносов разработал проекты учебных планов, по которым на основе последних достижений науки готовились философы, врачи и юристы. Русские не идентифицировали университеты по немецкому образцу, как нам говорят; они сняли лучший университетский опыт, наработанный столетиями, и адаптировали его к местным условиям. Так, русская модель была востребована временем, и силою вещей сам факт гигантского отставания России стал фактором стремительного прогресса российских университетов.

Достаточно вспомнить общие уставы российских университетов ХIХ в., которые регламентировали не только организационную структуру, но и основные параметры учебно-воспита-тельного процесса. Именно в уставах заложены основы будущей стандартизации процесса воспроизводства кадров для разных отраслей народного хозяйства, науки и искусства. Но нет ничего более далекого от истины, чем утверждение, будто русская система высшей школы ориентирована на подготовку стандартных, как под копирку, специалистов. Речь идет о вооружении определенным минимумом знаний, о создании некоего источника энергии, которой питаются они на протяжении жизни. В России возникла практика обучения их необходимым знаниям на уровне современной науки и высоких технологий на основе выработанных западными университетами в течение веков методов, так сказать, ручной сборки.

В трудные времена, наступившие на рубеже столетий, университеты не были оставлены государством один на один с острейшими проблемами. Общероссийское совещание в этом плане стало площадкой для коллегиальной выработки адекватных решений по преодолению острого внутривузовского кризиса. И если вузы не смогли полностью справиться со своими внутренними противоречиями, то лишь потому, что эти противоречия лежали в более глубокой, политической, области и были неразрешимы в рамках образовательной политики. Конечно, не все в коллективно выработанных решениях по преодолению очередных трудностей было вполне демократично, налицо были и бюрократические издержки и перегибы, на которых и сосредоточилась либеральная критика. Но в основе принятых решений лежала забота о развитии отечественной высшей школы. Все острейшие проблемы того времени решались, как правило, не в полицейском застенке, а в фарватере основной деятельности университетов.

5.1. Углубление вузовской реформы.

Всероссийское совещание

актива высшей школы и его решения

Для более полного и адекватного воссоздания картины воспользуемся свидетельством непосредственного наблюдателя переживаемых событий, запечатленным в официальной хронике «Краткий обзор деятельности Министерства народного просвещения за время управления покойного министра Н. П. Боголепова (12 февраля 1898 — 14 февраля 1901 г.)» (СПб., 1901). Эти и другие подобные издания, в немалом числе появившиеся в связи со столетним юбилеем Министерства народного просвещения, состоявшемся в 1902 г., отличает богатая источниковая база, добросовестное с хронологической точностью освещение переживаемых событий. Они, естественно, несли на себе следы субъективного восприятия действительности, что нельзя не учитывать исследователю, но вместе с тем являются незаменимым источником знаний о своей эпохе. И остается непонятным, почему упомянутый обзор доныне был оставлен втуне и оказался невостребованным многочисленными исследователями проблемы.

В связи с общим обострением политической ситуации в стране и усилением студенческого движения вопросы народного просвещения и образования все более выходили на передний план. В самом конце века была создана комиссия во главе с генералом П. С. Ванновским, будущим министром народного просвещения (1901–1902), для подготовки материалов к всестороннему обсуждению вопроса об установлении желательного общения между студентами, профессорами и учебным начальством. Это означало дальнейший отход от сложившейся на Западе практики невмешательства государства в «святую святых» университетского бытия — организацию учебного процесса, а также нарушение своего рода непререкаемого табу на всякое вмешательство государства во внутреннюю жизнь университетов, получившего теоретическое обоснование в трудах зарубежных специалистов. Как мы видели, в последнее время такое табу получило обоснование в качестве конституирующего признака классической модели университета в трудах и отечественных исследователей проблемы.

Между тем состоявшееся в июне 1899 г. Всероссийское совещание попечителей учебных округов с участием ректоров высших учебных заведений свидетельствует как раз об усилении руководящей роли государства и, в частности, Министерства народного просвещения. Официально оно было призвано способствовать «установлению правильного хода учебных занятий и улучшению быта студентов». На деле совещание, проходившее под председательством министра Н. П. Боголепова, стало ареной активного обсуждения и выяснения всех вопросов жизни высшей школы и важной вехой в ее развитии. И как таковое явно не вписывается в принятую западную схему или «классическую модель университета», которая отличалась отчуждением государства от университетских дел или по крайней мере от вмешательства в организацию учебно-воспитательного процесса. Поэтому оно не привлекло внимания исследователей, но мы остановимся на его описании подробнее.

Участники совещания коснулись всех главных сторон жизни вузов и выработали ряд норм, обогативших их нормативно-правовую базу. Естественно, с особым вниманием совещание рассмотрело вопрос о студенческих волнениях и непосредственных мерах по их предупреждению и прекращению. В принятых на совещании ответственных решениях было немало новых позитивных моментов, хотя, естественно, не обошлось и без ужесточения административных мер. Весь вопрос состоял в направленности намечаемых мероприятий и действий, а они отличались созидательным творчеством новых отношений. Речь шла об углублении и расширении предлагаемых вузами образовательных услуг, и в центре внимания участников прежде всего были проблемы совершенствования учебно-воспитательного процесса, а также поиск целесообразных форм студенческой организации.

Важно подчеркнуть, что особое значение придавалось нравственной стороне отношений руководства вузов и профессоров со студенческой молодежью, и совещание обсудило формы и методы усиления их воспитательного воздействия. Впервые в истории отечественной высшей школы, за исключением, может быть, эпохи Уварова, было введено в повестку дня решительное усиление воспитательного аспекта учебного процесса, и всерьез заговорили об учебно-воспитательном процессе как таковом. К сожалению, совещание почти не нашло места в историографии отечественных университетов. Да это, впрочем, и понятно, ибо не укладывается в схему немецкой классической модели, которой чуждо всякое вмешательство в течение учебного процесса.

Совещание рассмотрело вопрос об ограничении контингента студентов и введении вступительных или конкурсных экзаменов при поступлении в вузы. Всесторонне обсудив этот вопрос, совещание, однако, признало «установление комплекта студентов» мерой нежелательной. Вместе с тем были отклонены и предложения о введении непосредственно связанных с комплектованием вузов конкурсных или поверочных испытаний при поступлении в университеты. Но, отказавшись от этих непопулярных мер, совещание не могло не обратить внимания на переполненность университетов, где, как, например, в столичных и киевском, число слушателей на юридических, физико-математических и медицинских факультетах значительно превышало количество мест в аудиториях и учебно-вспомогательных учреждениях. Крайняя переполненность столичных университетов, затрудняющая учебную работу, тем более не могла быть оправдана, что в остальных университетах число студентов было сравнительно невелико и помещения, равно как преподавательские коллективы, позволяли увеличить их количество.

В связи с этим совещание признало необходимым принять меры к более равномерному распределению оканчивающих гимназии по университетам и с этой целью выработало конкретные предложения, которые министерством были впоследствии реализованы. В целях устранения переполненности столичных университетов министерство в циркулярном письме от 5 июля 1899 г. предложило попечителям учебных округов рекомендовать получающим аттестаты и свидетельства зрелости поступать в университет своего округа, предупреждая их при этом, что в университетах других округов они могут не найти места. Лицам же, получившим аттестаты и свидетельства зрелости в округах, где нет университетов, рекомендовать отправляться: из Виленского округа — в университеты Юрьевский, Московский или Санкт-Петербургский, из Кавказского округа — в университеты Харьковский, Новороссийский или Киевский, из Оренбургского округа — в Казанский или Томский и из сибирских гимназий — на факультеты юридический и медицинский исключительно в Томский университет, а на прочие факультеты — в Казанский.

При этом министерство приложило примерную таблицу возможного числа студентов первых курсов юридического, физико-математического и медицинского факультетов в различных университетах для руководства при осеннем приеме студентов и переходе их с одного факультета на другой. Данные этой таблицы, выработанной совещанием, были соотнесены с общим средним числом желающих поступить в университеты, размерами помещений и учебными средствами отдельных университетов. Так, постепенно и по мере накопления опыта и вузовской культуры вырабатывались формы и принципы плановой организации университетского дела в России. И они не вступали в непримиримый конфликт с растущим вширь и вглубь внутренним рынком и его законами.

Большое внимание на совещании было уделено внедрению новых форм организации учебного труда и жизни студенчества. Поэтому не случайно к числу наиболее желательных и неотложных мер по упорядочению жизнедеятельности высших учебных заведений вообще, а университетов в особенности совещание относило широкое внедрение в учебный процесс практических занятий со студентами, которые должны были, по мысли организаторов высшей школы, «содействовать благотворному сближению учащихся со своими профессорами и преподавателями на почве учебных занятий и способствовать успешному развитию последних». Практические занятия рассматривались как мера, способная поднять «общий умственный и нравственный уровень» учащейся молодежи, сближая ее с преподавателями, усиливая и продуктивно направляя учебную работу под контролем квалифицированных педагогов. Поскольку в специальных высших заведениях практические занятия, вызываемые самим существом подготовки, всегда занимали видное место, совещание имело в виду главным образом университеты и находило целесообразным ввести такие занятия на тех факультетах, где их не было, и усилить там, где они имелись ранее, но играли второстепенную или незначительную роль.

Большое внимание на совещании было уделено такому важному органу управления, как студенческая инспекция, и была признана необходимость коренного улучшения ее работы. Как выяснилось из обмена мнений и взглядов лиц, участвовавших в совещании, существующее положение представителей инспекции не вполне отвечало своему назначению, что особенно наглядно сказывалось в случае возникновения студенческих волнений. Справляясь более или менее благополучно с задачей поддержания порядка в спокойное время, инспекция не имела достаточного авторитета среди учащейся молодежи, чтобы оказывать на нее надлежащее влияние в условиях, когда мирное течение академической жизни нарушалось. Хотя это в значительной мере происходило от причин, лежащих вне власти инспекции, но отчасти и от слабости самой инспекции. Выяснилось, что инспекция, ограничивая свою деятельность главным образом наблюдением за порядком в стенах учебного заведения, недостаточно входила в личные потребности и нужды студентов и вообще мало заботилась об установлении нравственной связи с ними.

Прежде всего речь шла об уточнении положения об инспекции в высших учебных заведениях, ее качественном и численном составе, отношении сотрудников к студентам и лицам руководящего и педагогического персонала. В ходе обсуждения был высказан ряд предложений и пожеланий, которые послужили основанием для принятия министерством соответствующих мер. В частности, совещание рекомендовало руководству учебных заведений «в подлежащих случаях объявлять студентам, подстрекающим к беспорядкам или являющимся действительными их участниками, что временно, впредь до особого распоряжения, им воспрещался вход в учебное заведение, с предупреждением об отчислении, если они не подчинятся этому распоряжению». В качестве другой меры в случае студенческих беспорядков было признано целесообразным временное и непродолжительное прекращение занятий в учебном заведении, но под непременным условием полного возмещения этих занятий за счет ближайших летних каникул.

Принимая во внимание, что эта мера тяжело отзывается на большинстве студентов, стоящих в стороне от беспорядков, совещание признало ее допустимой лишь в крайних случаях, когда все другие меры оказывались недейственными или недостаточными. Вместе с тем на совещании был поставлен вопрос о восстановлении в правах студентов или обратном их приеме в учебные заведения лишь после обязательного отбывания воинской повинности отчисленными за беспорядки лицами, не исключая и тех, кто был освобожден от повинности по семейному положению или иным причинам. Однако после всестороннего обсуждения совещание отклонило эту меру. Дело в том, что речь шла не об отдаче в рекруты в качестве кары, а о лишении виновного в нарушении общественного порядка студента льготы, состоявшей во временном освобождении от службы в армии в условиях всеобщей воинской повинности. Поэтому обвинение в «страшных» репрессиях по отношению к провинившимся студентам того или иного деятеля, в данном случае министра Н. П. Боголепова, выглядит не более как преувеличение.

Точно так же совещание отклонило и поступившее в ходе обсуждения предложение об устройстве особых судов при учебных округах, которые ведали бы делами о студенческих беспорядках. Участники совещания решили, что, не предусмотренные уставами учебных заведений, такие суды не отвечали бы своему назначению, ибо наложение ими взысканий за беспорядки является не столько судебной, сколько административной функцией. В этих случаях взыскания налагаются не в целях наказания за проступки, но в целях предупреждения и прекращения волнений. Кроме того, в рассматриваемых случаях положение дел, как правило, требует быстрого решения и наложения взысканий на виновных, чего невозможно достичь в предлагаемых судах, далеких от текущих дел в учебных заведениях.

И наконец, с большим вниманием и подробно на совещании был рассмотрен вопрос о студенческой организации. Ознакомившись с существующими в некоторых высших учебных заведениях организациями и представленными проектами таких организаций, совещание, после продолжительного обсуждения доводов за и против, склонилось к отрицательному выводу. На совещании раздавались голоса, что как бы студенты ни были организованы по курсам с предоставлением им права сходок, голосований и выборов, как бы точно ни была определена деятельность их организаций и под каким бы контролем она ни состояла, в действительности эти организации в своих суждениях и постановлениях всегда рискуют выйти за рамки тех вопросов, которые им разрешены.

Примеров превращений невинных студенческих организаций в нежелательные и «зловредные» в академическом отношении сообщества приводилось на совещании немало. Со ссылкой на конкретные факты отмечалось, что студенческие организации нередко обнаруживают опасную для жизни школы склонность к расширению объема и характера своей деятельности и присвоению несвойственных функций: курсовые организации быстро переходят в общестуденческие, претендуют на представительство и подчинение себе всех учащихся и вообще на властную роль в школе и обнаруживают попытки к объединению с организациями других учебных заведений. А в этом руководители высшей школы усматривали опасность вовлечения студентов в «политику».

Участники совещания с тревогой говорили о том, что высшая школа стала ареной революционной агитации, и агитаторы стремятся сплотить студентов, чтобы затем успешнее действовать в их среде. Поэтому опасались, что «определенные силы» не преминут воспользоваться разрешением студенческой организации для вовлечения студенчества в политическую борьбу. Но, высказываясь по этим и другим причинам против студенческих организаций, совещание признало желательным создание и возможно более широкое развитие студенческих кружков с научными, литературными, музыкальными и иными допустимыми в учебных заведениях целями, под руководством профессоров или ответственных представителей администрации. Вместе с тем, всячески приветствуя начинания такого характера, как «способствующие умственному, нравственному и эстетическому развитию студентов», совещание потребовало от организаторов студенческих кружков, чтобы они обеспечивали серьезность занятий избранным делом и «не давали поводов к властвованию одних студентов над другими».

По итогам обсуждения министерство приняло ряд важных документов, которые существенно дополнили нормативно-правовую базу высшей школы. Речь идет о двух циркулярных распоряжениях, которыми намечался ряд существенных новаций, составивших важный этап развития высшего образования, характеризующийся поворотом университетского руководства к личности студента, повышением заботы о его быте и повседневных нуждах, начиная со строительства общежитий и кончая разумной организацией досуга. Реформа под давлением студенческих волнений все более обретала реальное содержание и, наконец, дошла до студента. В этом плане она была буквально вырвана у правительства не прекращавшимися выступлениями, и уже потому назвать ее контрреформой можно было только по недоразумению.

Важным документом, принятым по итогам совещания, явился циркуляр от 27 июня 1899 г., в котором министерство указало на желательные изменения в положении университетской инспекции и в самом характере ее деятельности. Министерство сочло желательным, чтобы представители инспекции не ограничивались заботой о сохранении внешнего порядка в учебном заведении, но приняли на себя «благожелательное попечение учащихся, оказывая им помощь всеми способами и средствами, какими может располагать инспекция: приисканием занятий, указанием удобных квартир и подходящих столовых, доставлением врачебной помощи заболевшим и т. п.». В этих целях циркуляр указывал на необходимость тщательного выбора помощников инспектора и назначения на эти должности по возможности лиц с университетским образованием, соответствующим специальности того факультета, на который данный помощник назначался.

21 июля 1899 г. министр издал новое циркулярное распоряжение по вопросу об установлении благоприятного нрав-ственного климата в высших учебных заведениях. Большой программный документ конкретизировал задачи руководства и педагогических коллективов вузов и рекомендовал практические мероприятия. Улучшение доверительных отношений между студентами и профессорами, разъяснялось в циркуляре, должно обеспечиваться прежде всего на учебных занятиях. Способствуя правильному воспитанию и образованию молодых людей, такое общение облегчает в то же время разрешение практических вопросов, вызываемых учебными потребностями, каковы, например, издание лекций, выбор и приобретение нужного учебника или учебного пособия, составление удобного расписания занятий, экзаменов и т. п. Оно способствует также устранению различного рода недоразумений, возникающих в ходе учебной работы. При добрых и доверительных отношениях между студентами и педагогическим персоналом возникающие в учебном процессе вопросы и недоразумения разрешаются непосредственными объяснениями профессора со своей аудиторией или учебного начальства (ректора, директора, декана, инспектора или его помощника) с отдельным курсом или заинтересованной группой студентов, причем какая-либо регламентация этих естественных взаимных отношений является совершенно излишней.

Министерство выразило при этом полную уверенность в том, что преподаватели высших учебных заведений, принимая близко к сердцу интересы своих слушателей, с готовностью пойдут на сближение с ними, сознавая, что преподаватель, который ограничивает свою преподавательскую деятельность только чтением лекций в положенные часы, а не входит в сферу духовных интересов и нужд учащихся, не сближается с ними на этой почве и не руководит их неокрепшей мыслью, исполняя лишь малую долю своих обязанностей, возлагаемых на него высоким призванием профессора. Для установления доброжелательного общения между студентами и педагогическим персоналом высших учебных заведений министерство сочло полезным рекомендовать создание под руководством профессоров научных и литературных студенческих кружков, на заседаниях которых могли бы читаться и обсуждаться студенческие рефераты. Министерство также признало желательным, под ответственность избранного учебным начальством руководителя, учреждение студенческих хоров и оркестров для молодых людей, интересующихся пением и музыкой. В этих новых для российских вузов формах нетрудно увидеть в зародыше будущие научно-образовательные кружки и научные студенческие общества, а также развитую систему студенческой художественной самодеятельности, объединяемую факультетами общественных профессий.

Подчеркивалось, что, создавая студенческие кружки, хоры и оркестры, необходимо так организовать их работу, чтобы обеспечить достижение непосредственных целей и не допускать их вырождения в иные организации, нетерпимые в учебных заведениях. С этой целью состав таких студенческих коллективов должен соответствовать возможностям его членов принимать активное и серьезное участие в деятельности своего кружка, причем выбор умелых и твердых руководителей, которые могли бы вдохнуть жизнь в эти общества и удержать их в требуемых границах, должен составлять особую заботу университетского начальства. Ввиду ожидаемой пользы от устройства указанных студенческих обществ некоторую часть специальных средств учебного заведения предполагалось направлять на их поддержание.

Наконец, наиболее целесообразную меру для установления желаемого общения студентов между собой, с профессорами и учебным начальством министерство видело в устройстве правильно поставленных и организованных студенческих общежитий. Избавляя молодых людей, покидающих свои семьи, от забот о квартире и пропитании и ограждая их от вредных внешних влияний и соблазнов чужого города, эти общежития, при надлежащей их организации, способствовали взаимному сближению учебного начальства, преподавателей и учащихся и предоставляли наилучшие условия для научных занятий, в особенности если преподаватели руководили этими занятиями.

Совещание признало, что «устройство общежитий, предназначаемых главным образом для иногородних студентов и уже испытанных в Санкт-Петербургском и Московском университетах, имеет особое значение для вновь вступающих в заведение приезжих юношей». Не говоря о создании нормальных условий жизни, сохраняющих здоровье, общежития, говорилось на совещании, «спасают этих юношей от сиротливого одиночества и полной брошенности на первых порах пребывания в чужом и большом городе, где обыкновенно у них нет ни родных, ни знакомых, и оберегают их от развращающих внешних влияний той нездоровой и многокультурной среды, в которую, в противном случае, они чаще всего попадают».

В связи с невозможностью устроить общежития для всех иногородних студентов и всех высших учебных заведений, что потребовало бы больших денежных затрат, совещание ограничилось предложением об устройстве таких общежитий лишь при университетах и преимущественно для студентов первых курсов. Однако и это предложение, по приблизительному и скромному подсчету, нуждалось в значительных расходах, составлявших около 3 262 000 рублей.

Размер этой суммы не позволял рассчитывать на отпуск ее из государственного бюджета, поэтому совещание сочло весьма желательным «привлечь к благому делу сочувственную помощь общества». Совещание рекомендовало попечителям образовать в своих округах особые попечительские комитеты, задачей которых стало бы привлечение общественности к содействию по устройству студенческих общежитий. Совещание предложило придерживаться по преимуществу сооружения отдельных зданий, рассчитанных на 150 человек каждое, руководствуясь при этом соображением, что большая скученность студентов представляется неудобной как для учебных занятий, так и для управления.

Направляя циркулярные распоряжения на места, министерство приняло меры к тому, чтобы обеспечить их необходимым финансированием. Оно вошло с представлением в Государственный Совет об отпуске особых кредитов на расширение практических занятий в университетах и устройство при них студенческих общежитий. Учитывая то обстоятельство, что прежде практические занятия в университетах были широко поставлены только на медицинских факультетах и несколько слабее — на физико-мате-матических, министерство нашло целесообразным усилить и ввести практические занятия на факультетах историко-филологи-ческих и юридических, приступив к немедленной организации этих занятий.

Но такая работа означала рост объемов педагогической нагрузки и требовала существенного увеличения педагогического персонала. При многочисленности студентов, особенно юристов, для правильной постановки и ведения этого важного дела нельзя было рассчитывать только на имевшихся в штате профессоров. Поэтому в помощь им предполагалось приглашать лиц, готовящихся к профессорскому званию (приват-доцентов и профессорских стипендиатов), которые по плану и под руководством профессоров-специалистов вели бы занятия с отдельными группами студентов, труд этих лиц подлежал особой оплате. Вместе с тем внедрение практических занятий вызывало необходимость в учебных пособиях, что потребовало составления факультетских библиотек, а где таковые имелись, пополнения их. Необходимые для реализации этих предложений расходы в размере 324 000 рублей в год были рассчитаны совещанием; в случае необходимости предполагалось пополнить эту сумму из специальных средств университетов.

Проведенное в самом конце девяностых годов совещание актива высшей школы и принятые решения, внесшие существенный вклад в развитие нормативной базы русских университетов, явились достойным завершением первого университетского века России. В ХХ в. высшая школа входила на марше и, несмотря на обострение общеполитической ситуации в стране, жила активной творческой жизнью, а в некоторых своих решениях даже заглянула в наш сегодняшний день. Знакомство с материалами совещания и циркулярами министерства, направленными на расширение вузовской демократии и студенческой самодеятельности, убеждает в несостоятельности распространенных представлений о застое и отсутствии университетского прогресса в годы, предшествующие первой русской революции. О том же свидетельствует развернувшаяся на базе принятых решений вузовская практика, связанная с переходом отечественной высшей школы на новый режим организации учебного процесса.

К мерам, имеющим прямое отношение к организации учебного процесса и постановке преподавания в высшей школе, следует отнести также распоряжение министерства от 7 июля 1899 г. относительно начала занятий в университетах. Как известно, кроме Юрьевского и Варшавского университетов, где существовали свои особые сроки начала учебных полугодий, по действующему университетскому уставу занятия должны были продолжаться с 20 августа по 20 декабря и с 15 января по 30 мая; в действительности же занятия повсюду начинались гораздо позднее и, таким образом, учебное время искусственно сокращалось. Ввиду этого министерство рекомендовало попечителям округов принять меры к тому, чтобы чтение лекций во вверенных им университетах начиналось не позднее 1 сентября.

В заключение обзора деятельности по высшему образованию под руководством министра Н. П. Боголепова необходимо указать, что сделано им за рассматриваемый период в отношении расширения образования и открытия новых учебных заведений. Были открыты два новых факультета: юридический — при Томском университете с осени 1898 г. и медицинский — при Новороссийском с осени 1900 г. Кроме того, в 1900 г. учреждена кафедра византийской филологии в Новороссийском университете, а со второй половины 1899 г. начал свою работу высочайше утвержденный 24 мая того же года Восточный институт во Владивостоке, представляющий собой новый тип учебного заведения.

Учреждение этого вуза было обусловлено важнейшими экономическими и политическими переменами на окраинах Сибири. Проведение великого сибирского железнодорожного пути и постоянно усиливающееся русское влияние на Дальнем Востоке вызвали большую нужду в людях, хорошо знакомых с языками соседних государств и с существующими в них экономическими условиями жизни. Эту потребность должен был удовлетворять Восточный институт, целью которого являлась подготовка к службе в административных и торгово-промышленных учреждениях восточно-азиатской России и прилегающих к ней государств. Институт имел четыре отделения: китайско-япон-ское, китайско-корейское, китайско-монгольское и китайско-манчжурское. С целью привлечения достаточного числа слушателей доступ в Восточный институт был открыт для всех молодых людей, окончивших курс среднего учебного заведения любого типа.

К осени 1900 г. в Москве открылись высшие женские курсы с отпуском из казны по 8600 рублей в год на содержание администрации. В основу организации вновь утвержденных курсов легли те же начала, какие были в свое время выработаны и утверждены для Санкт-Петербургских высших женских курсов.