ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОБРАЗОВАНИИ Информационный портал
 

5.2. Российские университеты в период первой русской революции

О глубоком кризисе, охватившем систему высшего образования в годы первой русской революции, казалось, известно все. Однако с вводом в научный оборот нового понятия «русская модель университетов» появляется новый и малоисследованный аспект проблемы. В. В. Путин, говоря об исключительных достоинствах отечественных университетов, подчеркивал, что вопросами становления и развития высшей школы в России традиционно занимались на самом высоком государственном уровне. Эта традиция появилась с воцарением династии Романовых. Нам ничего не известно об отношении Михаила Романова к образованию и наукам, но его отец Филарет был хорошо образованным для своего времени человеком. Алексей Михайлович также слыл первым грамотеем и знал цену хорошему образованию. Петр I принес в Россию западный университетский проект и заложил прочную основу университетского строительства, оставив потомкам наказ служить главным «протектором» русских университетов.

При всех издержках самодержавного правления Романовы, в общем и целом, исполнили свой династический долг, обеспечив непрерывный поступательный ход развития русских университетов и русской культуры. Положение решительным образом изменилось со вступлением России в ХХ в., и в силу объективных и субъективных обстоятельств русские университеты в эпоху острейших социально-экономических и политических потрясений, подобно кораблю на мелководье в жестокую бурю, были оставлены на волю революционных стихий. История так распорядилась, что Николай II предал забвению главный династический наказ Петра I о государственном попечении высшего образования как важнейшего условия процветания России задолго до официального отречения от престола.

Главная беда отечественных университетов состояла в том, что они утратили высокий общественный статус и все более становились обузой для высших властей. Последний российский император Николай II в отношении к университетам являл собой полную противоположность первому российскому императору - Петру I, который не жалел на университеты ни сил, ни времени, ни государственной казны. Ленинградский историк В. П. Яковлев обнаружил в Центральном государственном историческом архиве характерный документ. В особом журнале Совета министров 9 февраля 1912 г. «Об открытии новых учебных заведений и расширении существующих» сохранилась резолюция Николая II: «Я считаю, что Россия нуждается в открытии высших специальных учебных заведений, а еще больше в средних технических и сельскохозяйственных школах, но с нее вполне достаточно существующих университетов. Принять эту резолюцию как мое руководящее указание» (Яковлев В. П.Политика русского самодержавия в университетском вопросе (1905-1911): Автореф. дис. … канд. ист. наук. Л., 1971. С. 19).

Император уже с начала ХХ в. все более уклонялся от личного участия в решении судеб высшего образования, сократив расходы на него из государственного бюджета. А. Е. Иванов поставил себе в заслугу открытие «остаточного принципа» финансирования образовательного ведомства. Но, если рассматривать расходную часть государственного бюджета в более широком аспекте, нельзя не обратить внимания на остаточный принцип построения всего бюджета в целом. Речь шла о резком сокращении расходов и в отношении других важнейших государственных потребностей, за исключением, наверное, щедрого финансирования бюрократического аппарата и жандармерии. Поэтому из жизни ушла главная составляющая русской модели университета - действительное и действенное попечение и забота о совершенствовании качества и содержания образования. И государственное присутствие в университетах, утратив созидательное начало, обернулось негативной стороной - полицейско-бюрократическим подавлением и надзором.

Такой поворот породил естественную реакцию в обществе, и особое неприятие вызывала министерская чехарда в управлении образовательным ведомством, свидетельствующая о неспособности правительства обеспечить нормальное развитие университетов. В результате во главе образовательного ведомства нередко оказывались люди случайные, даже чуждые интересам России и, как правило, не располагавшие необходимыми знаниями и политическим весом в обществе. Как мы помним, в литературе подчеркивалась частая смена уставов в ХIХ в., говорилось о смене четырех эпох (реформы и контрреформы) соответственно смене русских царей. Теперь при одном императоре за период с 1900 г. до 1917 г. сменилось 13 министров народного просвещения. И каждый новый приходил со своим уставом, собственными планами и проектами реформирования высшей школы, которые, как правило, приводили к утрате завоеванных ранее высот. Во всем ощущалось отсутствие главного - политической воли в руководстве страной.

В начале 1902 г., после убийства Н. П. Боголепова, министром был назначен 80-летний П. С. Ванновский. Первым его решением на посту руководителя образовательного ведомства было введение Временных правил о студенческой организации, разрешавших ее создание под контролем университетской администрации. Так новый министр реализовал наработанные ранее его комиссией решения, которые были одобрены на Всероссийском совещании, состоявшемся летом 1899 г. Одновременно министр начал подготовку нового устава университетов и обратился к профессорской общественности с просьбой вносить предложения по его проекту. Однако его инициативы не встретили понимания и поддержки у императора, который разделял идеи князя В. П. Мещерского, ярого противника либеральных идей, выступавшего за сокращение университетского образования.

Не получил поддержки П. С. Ванновский и в среде вузовской общественности. Революция в стране набирала обороты, и в ответ на Временные правила, которые были признаны уже недостаточно демократичными, последовали новые студенческие волнения, достигшие общероссийского размаха. После убийства эсеровским террористом министра внутренних дел П. С. Ванновского отправили в отставку.

Новый министр Г. Е. Зенгер сразу приступил к выработке программы назревшей реформы высшего образования, для чего организовал комиссию по созданию проекта нового университетского устава. Комиссия не принесла желаемых результатов, а студенческие беспорядки продолжались, и в 1904 г. министр был отправлен в отставку. Активное участие студенчества в революционных событиях начала 1905 г. повлекло за собой закрытие правительством высших учебных заведений в марте того же года с последующей угрозой увольнения профессоров и студентов, если занятия не возобновятся осенью.

Одновременно правительство предприняло попытку умиротворения университетов обещанием реформ. 10 июня 1905 г. было образовано межведомственное совещание по пересмотру университетского устава под председательством нового министра народного просвещения В. Г. Глазова. Генерал В. Г. Глазов, начальник Академии Генерального штаба, был назначен министром 8 апреля 1904 г., несмотря на то, что он прямо заявил Николаю II о своем «невежестве в этом деле» (Два разговора: Из дневников В. Г. Глазова // Дела и дни. 1920. № 1. С. 212). Совещание пришло к выводу о необходимости введения в университетах самоуправления, что и послужило основой изданного 27 августа 1905 г. указа о «Временных правилах по управлению высшими учебными заведениями Министерства народного просвещения». Указом устанавливалась, хотя и ограниченная, самостоятельность высшей школы: вводилось право выбора ректора и деканов, а также некоторое расширение прав советов университетов.

Но указ о Временных правилах не отменял действие университетского устава 1884 г., лишь развивая и дополняя его. 17 октября 1905 г. действие Временных правил было распространено на все учебные заведения, находившиеся в подчинении министерств финансов, путей сообщения, внутренних дел и других ведомств. Пользуясь предоставленной автономией, советы университетов под руководством выборных ректоров высказывались за упразднение государственной инспекции, за допущение в университеты женщин и выпускников реальных и коммерческих училищ. Защищенные автономией университетские помещения становились местами народных митингов и собраний, студенчество принимало активное участие в революционных выступлениях. Студенческое движение вышло из университетских аудиторий и слилось с общедемократическим. Русская революция подходила к Октябрьской всероссийской политической стачке. И уже 16 ноября Совет министров постановил закрыть высшие учебные заведения до января 1906 г.

Одновременно той же осенью 1905 г. самодержавие использует тактику лавирования. Пост министра народного просвещения в кабинете С. Ю. Витте занял в конце октября И. И. Толстой, пользовавшийся в обществе репутацией либерала. В министерстве под руководством И. И. Толстого продолжается разработка проекта университетского устава, поскольку проект, подготовленный совещанием под председательством В. Г. Глазова, был отвергнут советами всех университетов как несогласный с принципом университетской автономии. В январе 1906 г. в итоге работы совещания представителей всех университетов подготовлен новый проект устава. Отвечая требованиям общественности, авторы проекта провозгласили принцип самоуправления профессорской коллегии, выпускникам средних учебных заведений, без различия пола, национальности и вероисповедания, предоставлялось право поступления в университеты (см.: Труды совещания профессоров по университетской реформе, образованного Министерством народного просвещения под председательством гр. И. И. Толстого. СПб., 1906).

Не рассчитывая на проведение в жизнь такого либерального проекта, И. И. Толстой все же вносит его в Совет министров. Однако движения в законодательном порядке проект не получил, так как, по мнению С. Ю. Витте, нельзя было надеяться на его утверждение Государственным Советом. Главная причина заключалась в том, что «реформаторская» деятельность И. И. Толстого становилась уже ненужной. Это понимал и сам министр, жалуясь в письме к С. Ю. Витте 2 февраля 1906 г.: «...ни Вам, ни мне государь не доверяет». Тем не менее И. И. Толстой в некоторой степени способствовал расширению доступа к университетскому образованию: 14 декабря 1905 г. было разрешено принимать в университеты семинаристов; 8 февраля 1906 г. отменен циркуляр, закреплявший университеты за учебными округами; 18 марта разрешен прием выпускников реальных и коммерческих училищ, сдавших дополнительные экзамены за курс гимназии; в университетах появляются женщины-вольнослушательницы. К его заслуге следует отнести и подготовку крупномасштабной реформы, связанной с внедрением предметного метода организации учебного процесса в высшей школе.

Весной 1906 г., после подавления декабрьского вооруженного восстания, самодержавие приступает к ликвидации уступок, сделанных под давлением нараставших революционных событий. После отставки кабинета С. Ю. Витте пост министра народного просвещения занимает П. М. Кауфман, ранее вопросами народного образования вообще не занимавшийся. О политических взглядах нового министра позволяет судить запись его беседы 3 июня 1906 г. с Николаем II, в которой министр выразил свое отношение к Манифесту от 17 октября: «Россия вообще ко всем обещанным свободам не готова, масса населения в них вовсе не нуждается». И все же, учитывая настроения вузовской общественности, созванное в августе 1906 г. совещание руководителей высших учебных заведений и ведомств, имеющих таковые, пришло к выводу о необходимости упразднения инспекции и допущения в университеты женщин. Итогом обсуждения рекомендаций совещания явилось утверждение императором 14 сентября положения Совета министров «Об упразднении инспекции и об избрании проректоров», юридически оформившее то, что на практике существовало уже почти год (Полное собрание законов Российской империи. Т. ХХVI. Отд. I. СПб., 1906. С. 861).

Одной рукой разрешая некоторое расширение самостоятельности вузов, а другой - дезавуируя уступки, П. М. Кауфман в тот же день разослал по округам циркулярное письмо председателя Совета министров, предупреждавшее о несовместимости государственной службы с пребыванием в оппозиционных политических партиях. П. А. Столыпин потребовал ознакомления с этим письмом всех чиновников под расписку. Университеты постепенно возвращались к прежним порядкам, связанным с уставом 1884 г. Циркуляр П. М. Кауфмана, запрещавший допуск вольнослушательниц к экзаменам, делал их обучение в университете практически бесцельным. При назначении стипендий и льгот студентам обязательным стал отзыв проректора.

Решился вопрос о судьбе бойкотируемого поляками русского Варшавского университета. 20 октября 1906 г. Совет министров постановил: временно использовать силы и средства Варшавского университета для нужд высшего образования в другом месте России. Как известно, позже он был переведен в Ростов.

В марте 1907 г. Совет министров утвердил правила о студенческих общежитиях, обязав их администрацию сообщать в полицию сведения о проживающих в общежитиях. 11 июня того же года Николай II утвердил Правила о студенческих собраниях и организациях, запрещавшие существование центральных органов студенческого представительства. П. М. Кауфман издал проект университетского устава, который не получил реализации в связи с отставкой его автора. Подтвердив самостоятельность факультетов в составлении учебных планов и избрании профессоров, проект устава предполагал подчинение университетов министру и канцлеру, назначаемому министерством, тем самым существенно ограничил автономию советов университетов. На повестку дня встал вопрос о ликвидации автономии университетов, понимаемой в смысле полной независимости от центральной власти.

Проводником жесткой образовательной политики в 1908-1911 гг. стал очередной министр - А. Н. Шварц, который сразу взял курс на восстановление прежних порядков. Разосланные им в мае 1908 г. на места циркуляры запрещали прием в университеты женщин, ограничивали студенческие собрания академическими темами. Возмущение действиями министра было настолько сильно, что уже 3 октября того же года вольнослушательницам разрешено было дослушать курс до конца, правда, в свободное от занятий время и отдельно от студентов; 29 октября им было позволено закончить обучение наравне с посторонними слушателями и лишь 19 января 1910 г. разрешалось сдавать экстерном экзамены за курс университета в специальных комиссиях.

В июле 1908 г. последовало распоряжение о недопущении впредь никаких институтов студенческого представительства. Советы университетов энергично выступили против действий А. Н. Шварца, их поддержала либеральная печать. В ответ на это 9 сентября в официозе «Россия» появляется статья, одобряющая действия А. Н. Шварца. Статья появилась по заданию П. А. Столыпина, наметившего в письме к И. Я. Гурлянду основные ее положения.

В разгар студенческой забастовки в «России» был опубликован проект университетского устава, составленный под руководством А. Н. Шварца. Проект по духу своему был более близок к университетскому уставу 1884 г., чем к указу от 27 августа 1905 г. Ректор вновь ставился в прямое подчинение попечителю учебного округа, кафедры замещались по назначению, в стенах университета запрещались все собрания, для надзора за студентами вводилась должность университетского пристава. Проект, одобренный Советом министров после длительного обсуждения в междуведомственном совещании, был внесен в Государственную Думу. Однако его непопулярность в среде университетской общественности была настолько велика, что преемник Шварца Л. А. Кассо позже изъял проект из Думы.

Учитывая остроту дебатов по вопросу о пределах университетской автономии, А. Н. Шварц, по-видимому, тоже по инициативе П. А. Столыпина, поскольку она отражала общую направленность проводимой им внутренней политики, обращается в Сенат с просьбой о разъяснении пределов университетской автономии, что и было сделано в ноябре 1908 г. Обобщив полуторавековой опыт университетского строительства, Правительствующий Сенат, который по положению располагал правом общеобязательного толкования законов, разъяснил, что университетская автономия в России принимается «не в смысле независимости от министра народного просвещения, а лишь в cмысле дарования советам университетов права свободного выбора ректора и проректора и участия всей профессорской коллегии в урегулировании правильного хода учебной жизни». Такое толкование принципа университетской автономии в России, подчеркнем, имеющее силу закона, к сожалению, прошло мимо внимания исследователей проблемы, не придавших ему должного значения.

Следующими решениями министра практически возрождается упраздненная студенческая инспекция. Так, шаг за шагом в университетскую жизнь возвращаются нормы устава 1884 г. Вместе с тем Министерство народного просвещения всемерно способствует созданию и укреплению правых студенческих организаций, которые могли бы противостоять политизации учащейся молодежи. И в нарушение правил 4 марта 1906 г. о союзах и собраниях Совет министров утвердил уставы Всероссийского национального студенческого союза и Академического студенческого клуба, которые рассматривались в качестве опоры администрации в налаживании академической жизни университетов. В мае 1910 г. лидеры академистов были приняты Николаем II, а позднее П. А. Столыпиным, оказавшим им материальную поддержку.

В конце сентября 1910 г. в Министерстве народного просвещения появился новый хозяин - Л. А. Кассо, человек, который, по словам С. Ю. Витте, «никогда ничем не будет стесняться, а уж тем паче русскими законами». Начало его министерской деятельности совпало с трагическими событиями в Новороссийском университете. В стычке со студентами-академистами был убит один и ранено несколько студентов. Виновники убийства, покровительствуемые местными властями и правой профессурой, остались безнаказанными, а Дума, признав запрос об этой трагедии неспешным, разошлась на каникулы. Кровавые события в Одессе вызвали бурю негодования среди студенчества России, в ответ правительство распоряжается временно не допускать в высших учебных заведениях никаких собраний, кроме научных, исключать активных забастовщиков.

11 января 1911 г. Совет министров, нарушая Временные правила от 27 августа 1905 г. и Правила о студенческих собраниях от 11 июня 1907 г., принимает решение о временном запрещении всяких собраний в высших учебных заведениях. Университеты подвергаются настоящему разгрому. В «Справке об увольнении учащихся высших учебных заведений за беспорядки с декабря 1910 г. по 31 декабря 1911 г.» перечислено 1966 студентов, из которых 1453 - универсанты. По распоряжению министра из Московского университета были изгнаны около тысячи студентов. В знак протеста о своей отставке заявили 130 профессоров, приват-доцентов и ассистентов. Ушел в отставку и ректор Московского университета А. А. Мануйлов (в дальнейшем министр народного просвещения во Временном правительстве).

Завершив печально знаменитый разгром Московского университета, Л. А. Каcco пытается создать кадры надежной профессуры, широко используя практику перемещения профессоров по политическим соображениям. Таким способом с 1907 по 1917 г., в изъятие из принятых правил, было произведено 78 назначений, из которых семь приходится на период правления А. Н. Шварца, а 68 - Л. А. Кассо. В ноябре 1911 г. Совет министров одобряет предложение Л. А. Кассо о создании в Париже, Берлине и Тюбингене двухгодичных курсов по подготовке профессоров для российских университетов. Репрессии в отношении высших учебных заведений, проводившиеся Л. А. Кассо при поддержке П. А. Столыпина, вызвали всеобщее возмущение. За подписью 66 представителей крупной московской буржуазии в феврале 1911 г. газеты публикуют заявление с призывом показать правительству, что русское общество не одобряет его грубую, близорукую политику в высшей школе. Реакция научной общественности страны на развитие университетской политики стала однозначно резко отрицательной. В периодической печати широко обсуждались университетские проблемы, и эта критика была направлена не против государственного руководства высшей школой вообще, как принято толковать, но против бюрократического подавления высшей школы.

Не увидев в истории отечественных университетов ничего, кроме негативной роли государства, критика обратила свои взоры в поисках поучительных примеров за границу, прежде всего на германский классический университет. Либеральная и консервативная пресса помещала статьи видных ученых, публицистов, общественных деятелей, которые единодушно высказывались за полную отмену устава 1884 г., за расширение университетской автономии и т. д. Известный историк П. Виноградов писал в «Вестнике Европы» в 1901 г., что в России не решен университетский вопрос, от этого зависит вся система воспитания и образования. Университет должен быть самодеятельным, только при этом условии он может выполнить свои задачи. Устав 1884 г., отмечал Виноградов, пытался решить две несовместимые идеи: поставить университеты под полный контроль государства и усилить академические свободы в духе немецких университетов, что оказалось невозможным, породило сразу массу конфликтов.

Профессор МГУ князь С. Н. Трубецкой считал, что «теперешний строй наших университетов не пользуется ничьей симпатией», что «университет стал походить на "больного человека", который может поддерживать непрочный порядок в своих владениях путем чисто внешних репрессий». Остро обсуждался вопрос о допущении женщин в университет. Князь В. П. Мещерский, известный публицист, ярый противник буржуазных реформ, поместил в № 78 «Гражданина» за 1901 г. статью, в которой доказывал, что допущение женщин приведет к разврату, что женщин с университетским образованием некуда будет девать. Выступая против правительственной реакции, университетские профессора пришли к выводу, что надо коренным образом переработать университетский устав, что сами профессора должны управлять университетами, как это делается в просвещенной Германии.

В. И. Вернадский особо подчеркивал унизительное положение профессоров в российских университетах. Он призывал создавать объединения университетских профессоров для защиты университетов от бюрократического произвола, созывать профессорские съезды всей России. Журнал «Вестник Европы» в № 10 за 1901 г. опубликовал предложение профессуры Санкт-Петербургского университета об изменениях в уставе и потребовал, прежде всего, восстановить в полной мере университетскую автономию, выборность профессорско-преподавательского состава путем голосования в университетском совете, отменить систему гонораров, государственные экзамены по министерским программам, право студентов на проведение курсовых, факультетских и университетских собраний, создать студенческое самоуправление в лице курсовых старост и советов старост.

Обращает на себя внимание часто повторяющееся в резолюциях вузовской общественности требование отмены системы гонораров, введенной университетским уставом 1884 г., в котором нельзя не видеть стремление профессуры оградить себя от нежелательных и опасных конкурентов в борьбе за студенческую аудиторию. Согласно уставу приват-доцент мог читать лекционные курсы или вести семинары, в том числе дублирующие курсы, читаемые ординарными профессорами. И нередко на лекции приват-доцента, являющегося способным ученым и ярким лектором, записывалось больше студентов, чем к профессору. В этом случае приват-доцент выигрывал не только в оплате труда, но и в росте квалификации. Так, в Петербургском университете, где приват-доцент М. И. Туган-Барановский и профессор А. Н. Георгиевский читали параллельные курсы по политической экономии, число студентов у Туган-Барановского было несравненно выше, чем у Георгиевского. Таких примеров можно привести множество, и они свидетельствовали о не вполне корректной профессорской критике уставного порядка. Вместе с требованием абсолютной независимости профессорской коллегии, при сохранении финансирования из бюджета, это напоминало претензии на монополию профессуры за государственный счет.

Но в основном в резолюциях и выступлениях в прессе представителей университетской общественности отражались назревшие потребности реформирования высшей школы. Правда, пока речь идет о выступлениях либеральной прессы, и лишь частично острая критика находила отражение в реальной действительности. Несмотря на сильнейшие политические перегрузки, захватившие систему высшего образования, основная деятельность университетов не прекращалась. В университетских аудиториях и лабораториях активно трудились ученые, университеты продолжали выполнять свои задачи. Вузы увеличивали прием студентов и выпуск из своих стен специалистов. По некоторым подсчетам, из примерно 85 тысяч имевшихся в России к началу ХХ в. людей с высшим образованием 58 тысяч окончили российские университеты. Конечно, для великой державы, приступавшей к широкой модернизации народного хозяйства, это было недостаточно.

Поэтому как реакцию на неадекватный курс правительства по отношению к государственным университетам следует рассматривать быстрый рост негосударственных университетов, которые восполняли образовавшуюся нишу. Последний представитель романовской династии полностью утратил политическую инициативу и сдавал в реальной политике одну позицию за другой. И, наверное, впервые за 200 лет утратили высокий общественный и государственный статус отечественные университеты. По докладу министра И. И. Толстого Николай II, махнув рукой на опыт предшественников, препятствующих проникновению частного капитала в сферу образования, разрешил свободно открывать в России частные университеты. И последовал стремительный рывок в развитии частного предпринимательства в сфере высшего образования, многократно обгонявший темпы роста государственной высшей школы.

По сведениям А. Е. Иванова, к 1917 г. в России насчитывалось уже более 80 негосударственных учебных заведений. Если учесть, что накануне 1905 г. в стране было 14 «вольных» высших учебных заведений, к 1907 г. их число увеличилось до 36, а к 1913 г. возросло еще на 26, то стремительный рост их становится очевидным. Только с 1906 по 1913 г. было открыто 62 частных учебных заведения. Конечно, частные вузы ни по академической составляющей учебных планов и программ, ни по качеству подготовки специалистов не могли соперничать с государственными. Негосударственные вузы, как правило, были небольшими и по студенческому контингенту несопоставимы с вузами государственными. А их место и удельный вес в отечественной системе высшего образования оставались незначительными.

И все же известный прогресс отечественной высшей школы был очевиден. В 1911 г. статус высших учебных заведений получили Московские, Петербургские, Киевские, Казанские, Одесские, Харьковские, Томские и Варшавские женские курсы. К 1917 г. в России насчитывалось до 30 общественных и частных высших женских учебных заведений. Три образовательных учреждения - Медицинский и Педагогический институты в Петербурге и Высшие женские богословские курсы в Москве - давали женщинам высшее образование на основе государственного обеспечения.

Заметим, что дипломы, выдаваемые частными вузами, котировались значительно ниже государственных. Вот как пишет об этом В. И. Жуков: «"Неправительственная" высшая школа России, получившая бурное развитие в 1900-1917 гг., создавалась в ответ на неспособность государственных образовательных учреждений удовлетворять формирующиеся потребности в знаниях, необходимых обществу. Инициаторами создания "вольной" высшей школы стали в начале XX в. представители буржуазной интеллигенции, либеральная профессура, активисты в области защиты прав женщин. Так появились общественные и частные высшие учебные заведения. Первые стремились к просветительской деятельности, вторые были рассчитаны на получение прибыли за счет оказания платных образовательных услуг» (Жуков В. И.Российское образование. Истоки, традиции, проблемы. М., 2001. С. 183).

Автор правильно заметил принципиальную разницу между общественными и частными вузами, и поэтому вряд ли следует объединять их в противопоставлении с государственными вузами, как у нас часто делают, поскольку у них больше общего, чем различий. Прав он и в утверждении, что негосударственные вузы создавались в ответ на неспособность государственных удовлетворять потребность населения в знаниях. Но автор не довел мысль до конца и не подчеркнул принципиальную разницу между государственными и частными вузами, которая состоит в том, что первые преследуют цель подготовки специалистов для различных отраслей народного хозяйства науки и культуры, а вторые - зарабатывают на удовлетворении естественной потребности людей в знаниях. Потому и учебные планы и программы у них разные, если у первых они общие для всех и отвечают образовательным стандартам, то у вторых - формируются индивидуально в условиях академической свободы, в зависимости от выбора учащихся.

Одновременно проходило развитие государственных университетов. После долгих дебатов в декабре 1909 г. в Саратове был открыт десятый российский университет, состоявший из одного медицинского факультета, а в 1916 г. - Пермский университет в составе юридического и медицинского факультетов. Обеспечить преподавание на факультетах новых университетов министерство оказалось не в состоянии, поскольку в девяти действовавших университетах пятая часть штатных кафедр была вакантной уже много лет. По данным Министерства народного просвещения в 1911 г. из 433 штатных профессорских должностей не было замещено 146, или более трети, а на юридических факультетах доля вакансий составляла 42%. Заметим, что на докладе министра об открытии Саратовского университета Николай II начертал лишь одну фразу по поводу изготовления в ознаменование важного события памятной медали: «На медали глаз у меня нарисован слишком сонный». И тем самым еще раз расписался в полном своем безразличии и равнодушии к судьбам русских университетов. Позицию правительства в вопросе об открытии новых университетов ясно выразил И. Д. Делянов: «Для государства полезнее иметь менее учащихся, чем иметь их много, и в том числе их много и таких, которые с юных дней проявили себя бунтовщиками» (цит. по:Щетинина Г. И.Университеты в России и устав 1884 г. М., 1976. С. 220).

Свидетельством продолжавшегося, несмотря на острые политические потрясения и экономические трудности, роста российской высшей школы на основе устава 1884 г. стала крупная вузовская реформа, связанная с внедрением предметного метода организации учебного процесса, которая заслуживает особого внимания. Эта реформа представляет собой не разрешенную доныне загадку, поскольку, будучи хорошо подготовленной и организованной при одном министре народного просвещения, она с приходом нового министра не получила продолжения и логического завершения. Отражая на себе одновременно и силу, заложенную в русской модели высшей школы, и слабость текущей образовательной политики, она, по сути, бесследно ушла в песок и предана забвению. Между тем опыт, накопленный в ходе эксперимента, представляет немалый интерес и в наши дни в свете современных проблем высшей школы в связи с поиском высоких образовательных технологий.

Как бы в подтверждение тезиса о необыкновенной жизнестойкости русской модели образования продолжала успешно развиваться и университетская наука, расширялись старые и возникали новые научные школы. Далеко за пределы России вышла известность в ученом мире школы П. Н. Лебедева, который, вернувшись из Страсбурга, где он работал с Г. Гельмгольцем, развернул исследования в России. В 1901 г. им был открыт эффект светового давления на твердое тело. Его ученики составили основу Физического общества при Московском университете. В 1904 г. открылся Физический институт при физмате, что позволило расширить объем исследований, вовлечь в них значительную часть студентов. Многие годы жизни отдал Московскому университету выдающийся русский историк В. О. Ключевский. В 1900 г. он был избран академиком истории и древностей русских, а с 1908 г. стал почетным академиком по разряду изящной словесности.

Эти годы отмечены активным творчеством основоположника современной аэрогидродинамики Н. Е. Жуковского, который вместе со своим учеником С. А. Чаплыгиным сформировал крупнейшую школу механики в Московском университете. В 1902 г. под его руководством была установлена одна из первых в мире аэродинамических труб, а в 1904 г. в поселке Кучино под Москвой создан первый в Европе аэродинамический институт. С 1893 г. руководство московской школой биохимии перешло к Н. Д. Зелинскому, жизнь которого с 1893 по 1953 г. была связана с работой в Московском университете, за исключением периода с 1911 по 1917 г., когда он вместе с большой группой ученых покинул университет в знак протеста против реакционной политики министра Л. А. Кассо. Один из основоположников учения об органическом катализе, он в годы Первой мировой войны изобрел противогаз, чем оказал неоценимую услугу своей стране и человечеству.

На начало ХХ в. пришелся, наверное, самый трудный период в истории отечественных университетов. Вырождение романовской династии обернулось крайней реакционностью в области высшего образования, что вызвало протест вузовской общественности, обратившейся к опыту германского классического университета. Но это был протест русской общественности не против образовательной политики как таковой, а против реакционной образовательной политики тех лет, которая, по сути, отражала агонию царского самодержавия. И если университеты выдержали неимоверные перегрузки, то это произошло исключительно благодаря огромному ресурсу потенциальной энергии, заложенному в русской модели, и самоотверженному труду ее подвижников. Несмотря на сильнейшие перегрузки, отечественная высшая школа продолжала расти и развиваться. А впереди ее ждали еще более серьезные испытания и потрясения, которые она также выдержит с честью, подтвердив достоинства русской модели университета.